Целый ряд исследователей акцентирует внимание на уменьшении роли военной силы и выдвижении на первый план экономических, идеологических и культурных параметров оценки мощи и потенциала государств на мировой арене. Это не означает, что использование жесткой силы уходит в прошлое (тут как раз возможна даже активизация ее применения в практической политике целым рядом стран и в самых широких географических ареалах). Однако практически невозможным становится использование силы ведущими мировыми державами против других мировых держав с целью ревизии принципов и структурных параметров организации существующего миропорядка (в силу наличия ядерного фактора, глубокой взаимозависимости экономик ведущих стран мира и тому подобных факторов). Упор на военную мощь перестает быть единственным основанием власти и влияния в современном мире. Как наглядно продемонстрировал пример США с их колоссальной, явно избыточной военной мощью, в обозримой перспективе будет лишь нарастать эффект «бессилия силы» – невозможности решения региональных или глобальных проблем при опоре только на традиционную жесткую силу. Экономическая мощь уже в наше время значит не меньше, а возможно и больше, чем военная сила. В перспективе все более существеными будут факторы «мягкой силы» [49] См. об этом: Nye J. Soft Power. The Means to Success in World Politics. N.Y., 2004.
.
Дебаты вокруг суверенитета
Один из глобальных трендов при анализе международных отношений последних десятилетий – обострение политических дебатов вокруг положения о «вестфальском» суверенитете государств. В рамках научных дискуссий циркулируют вопросы о возможности внешнего воздействия на внутриполитические ситуации в тех или иных странах, его целях, средствах, пределах и т. п. Понятно, что абсолютного суверенитета в современных условиях, где любое государство функционирует в условиях существенных внутренних и внешних ограничений и обязательств, где процессы глобализации способствуют существенному перераспределению ресурсов власти от правительств к иным субъектам мировой политики (ТНК, НГО и др.), быть не может. Но сомнительными представляются и утверждения о том, что суверенитет государств является неким рудиментом старой, постепенно подвергающейся все более серьезной политической и правовой эрозии Вестфальской системы организации международных отношений, что «традиционные концепции суверенитета» якобы оказались неспособными отразить всю сложность современных международных отношений [50] См. об этом: Keating M. Plurinational Democracy: Stateless Nations in a Post-Sovereignty Era, Oxford, New York: Oxford University Press, 2002; Slaughter A-M. A New World Order, Princeton and Oxford: Princeton University Press, 2004.
. Как известно, «новое – это лишь хорошо забытое старое». И когда мы сталкиваемся с утверждениями относительно несовместимости «устаревшего» суверенитета и гуманитарных принципов современного мироустройства – как не вспомнить здесь мнение одного из отцов-основателей теории международных отношений Э.Карра, высказанное более полувека тому назад: «Неуместность государственного суверенитета – идеология доминирующих держав, которые рассматривают суверенитет других государств как препятствие для использования своего собственного преобладающего положения» [51] CarrE. The Twenty Years’ Crisis 1919–1939. An Introduction to the Study of International Relations. L., 1939, p.18.
.
Понятие суверенитета довольно поздно пришло в общественно-политическую мысль. Термин был введен в оборот только в XVI в. видным французским мыслителем Ж.Боденом. При этом концепция суверенитета фактически формировалась и развивалась вместе с идеей современного (национального) государства. Согласно широко распространившимся и закрепленным в международном праве после Вестфальского 1648 г. мира представлениям, каждое государство должно было обладать внутренним и внешним суверенитетом. Внутренний суверенитет непосредственно связан с ключевым для мира политики понятием власти. Значимость внутреннего суверенитета состоит прежде всего в том, что государству принадлежит верховная власть над всей территорией, на которую распространяется его юрисдикция. Внешний суверенитет хорошо коррелируется с представлениями об анархичности (в смысле отсутствия верховного арбитра и неотвратимых санкций за нарушение правил поведения) системы международных отношений. И состоит в свободе поведения государств на международной арене в процессе реализации своих интересов и целей и отсутствии некой «вышестоящей» силы над суверенным государством. Свободе, ограниченной только действиями других участников международных отношений. Отсюда вытекает и краеугольный принцип современного международного права – принцип суверенного равенства государств.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу