Моника Спивак: Мозг отправьте по адресу...

Казалось бы, все, отныне жизнь и творчество Андрея Белого становятся исключительным достоянием мемуаристов, биографов, критиков. Но нет, сразу же в день смерти интерес к писателю был проявлен со стороны учреждения, весьма далекого от литературы. И этим учреждением опять-таки был Институт мозга: «Тело Андрея Белого очень скоро было перевезено из лечебницы имени Корсакова на Божениновской улице в клинику на Б. Пироговской – для вскрытия… и извлечения мозга…» – продолжал П.Н. Зайцев.

К работе над мемуарами об Андрее Белом П.Н. Зайцев обратился в 50-е годы; помня главное, он упустил некоторые детали происходившего в те печальные январские дни, а может, просто не посчитал нужным о них писать. В его письме, датированном 11января 1934года, события трехдневной давности еще свежи в памяти и переживаются с непосредственной остротой: [12]

Его не стало. И с тем большей глубиной и любовью живет он в сознании, в памяти, в сердце. Живет, очищенный, освобожденный от всего преходящего. 6 января я был у него в последний раз, ухаживая за ним, еще живым, с 3 ч. дня до 10 ч. вечера. Говорил с ним, слышал его голос, помогал ему. А 8-го – в понедельник, мне позвонили по телефону о его кончине. Он скончался в 12.30 дня. В два часа я был в клинике. Без слов обнялись с К[лавдией] Н[иколаевной]. Она открыла его лицо. Оно сияло улыбкой и было исполнено света и покоя. Это было лицо Дитяти и Мудреца, отрешенного от всего земного. К.Н. рассказала о его последних минутах. Смерть его было тиха и спокойна. Он умер-уснул. За десять минут до конца он говорил с ней – о свете.

В половине третьего мы проводили его в анатомический зал клиники около Новодевичьего. На другое утро в 10 часов мы с А[лексеем] Сергеевичем] [13]были в Анатомическом. Через час проф. Абрикосов, [14]производивший вскрытие, подошел к нам с Т[атьяной] П[авловной] [15]и рассказал нам, что они нашли в момент вскрытия. Большая часть сосудов мозга была захвачена склерозом. Был ряд кровоизлияний – первое в Коктебеле [16]и последнее 8 января. Положение было непоправимое. Лечение слишком запоздало. Полтора-два года назад нужно было приняться за серьезное лечение. Удар в Коктебеле, по словам проф. Абрикосова, только ускорил неизбежную развязку. Т.П. подтвердила это, когда мы остались втроем.

Мозг тотчас же после вскрытия поступил на исследование в Институт мозга…

Прощание с Андреем Белым не было обставлено столь помпезно, почетно и торжественно, как прощание с Маяковским. Не было ни специальных выпусков газет, ни многочисленных поспешных мемуаров родных и друзей; и имя Белого никому и ничему не присваивалось… Даже в скупых строках некрологических статей тщательно отмечалась чуждость писателя советской идеологии, советскому строю… Только в одном некрологе слова о Белом носили апологетический характер: его называли «замечательнейшим писателем нашего века», «гением». Этот некролог был напечатан в газете «Известия» и подписан тремя собратьями по перу, писателями Б.Л. Пастернаком, Б.А. Пильняком и Г.А. Санниковым. [17]Как оказалось, Пастернаку, Пильняку и Санникову принадлежало не только авторство некролога; именно они выступили инициаторами и другой «увековечивающей идеи» – сохранить мозг Белого для науки и потомства. Об этом недвусмысленно говорится в записных тетрадях Григория Александровича Санникова, молодого литератора-коммуниста, с которым Белый сблизился и сдружился в последние годы жизни: «В оргкомитете происходило заседание секретариата. <���… > Почтили вставанием. Предоставили слово мне и Пильн[яку]. Образовали комиссию. Подошел Пастернак. Наметили порядок. Приехали в клинику, в анатомичку, оставили заявление о передаче мозга в Ин[сти]тут мозга. Заехали к Кл[авдии] Ник[олаевне]. Вечером засели за некролог». [18]

Хвалебный некролог в газете «Известия» вызвал серьезные нарекания властей. Всерьез обсуждались карательные меры, которые стоило бы принять в отношении авторов, переоценивающих талант и значение Белого. Санников чуть не поплатился за этот некролог партийным билетом… Однако и власти, вероятно, считали Белого гением: иначе не было бы отдано распоряжение об изъятии и сохранении его мозга…

Дополнительные нюансы истории, связанной с мозгом Белого, обнаружились в письме от 23июня 1981года, адресованном известному литературоведу Д.Е. Максимову. Автором письма была М.Н. Жемчужникова, знакомая Белого и подруга его жены. Со слов К.Н. Бугаевой, она вспоминала следующее: