Александр Поповский - Пути, которые мы избираем

Один из ассистентов японского профессора выложил на стол крупную лягушку и из ее седалищного нерва выделил одиночное волокно. Раздражая его, электрическим током, экспериментатор приводил в движение мышцу задней лапки животного. Такой кропотливой работы с нервом никто еще до Като не проводил.

Весь ход эксперимента и приготовления, предшествовавшие ему, были окружены своеобразным церемониалом. За японским физиологом неотступно следовали семь ассистентов, семь маленьких человечков в черных костюмах. За несколько дней до показа этих опытов конгрессу они расположились в трех комнатах Института экспериментальной медицины. Там они тренировались: препарировали лягушек, точили и правили иголки на оселках. Сюда приходил Като инструктировать их.

— Я все-таки думаю, — убеждал студентку Быков, — что вы сумеете воспроизвести эти опыты.

— Вы серьезно полагаете, что это мне удастся?

— Да, несомненно.

— Может быть, — не без волнения сказала девушка, — но такую работу я бы предложила большому специалисту.

— Что вы разумеете под словом «специалист»? Неужели дипломированную известность?

— Хотя бы и так.

Этого только и надо было Быкову; девушка явно заблуждается, его долг — ей помочь, указать верную дорогу.

— Мы не должны уподобляться ученым ханжам, — назидательно начал он, — тем, которые приписывают диплому чудодейственную силу. Во всех областях научного знания есть великие открытия — дела рук недипломированных людей. Наш великий Ломоносов специального высшего учебного заведения не окончил, а труды его по физике и химии бессмертны. Не прослушал университетского курса и наш знаменитый Петров, впервые воспламенивший вольтову дугу. Ни Мичурин, ни Циолковский не были дипломированными учеными. Гельмгольц ни одной лекции по математике не прослушал; реформатор геометрии, механики, физики, термо— и электродинамики, он был только военным врачом.

Студентка отбивалась как могла:

— Като привез своих лягушек из Японии, у нас таких крупных нет.

Быкова это почему-то рассмешило:

— И хорошо, что нет! Проделайте опыт на маленькой лягушке, на более тонком нерве… Вам же больше славы и чести!

Ученый поучал и наставлял ее, терпеливо готовил к предстоящей работе. Все предусмотрел замечательный учитель — и удачу, и неудачу, и предстоящую победу.

— Я придерживаюсь правила великого Пирогова, — сказал он: — «Пусть учится тот, кто хочет учиться, это его дело. Но кто хочет у меня учиться, тот должен чему-нибудь научиться — это мое дело».

На VI Всесоюзном съезде физиологов, биохимиков и фармакологов в Тбилиси советские ученые могли убедиться, что удача японца превзойдена: студентка выделила из нерва маленькой лягушки одиночное волокно и не только повторила опыты, но и дополнила их следующими выводами.

Раздражая одиночным электрическим разрядом отдельное нервное волокно, связанное с мышцей лягушки, Като объявил эти результаты закономерными для сокращения нерва и мышцы вообще. С этим трудно было согласиться. Разве импульсы по нашим нервам следуют в одиночку? Великое множество раздражений из внешнего мира — запахи, звуки, зрительные и осязательные раздражения непрерывно направляются в различные отделы мозга. Оттуда потоком идут импульсы к органам, мышцам и железам. В жизни иначе не бывает. Какой смысл знать, как откликается нерв или отдельное его волокно на единичное раздражение, когда единичным оно бывает лишь в лаборатории? Правильней было бы выяснить, способно ли отдельное волокно так же проводить гамму импульсов, как проводит их нерв целиком.

Именно этим Вероника Сергеевна и занялась.

Она выделила из нерва одиночное волокно и пустила к мышце серию электрических разрядов. Они следовали непрерывно один за другим, как следуют импульсы из различных отделов мозга к двигательной мышце. Одиночное волокно с честью выдержало испытание. Оно подтвердило, что способно передавать поток возбуждений так же, как и нервный проводник в целом. Еще засвидетельствовало волокно, что на поток раздражений мышца отвечает не полностью, как полагал Като, а иначе: чем чаще эти импульсы, тем энергичней деятельность нерва.

Таково было начало.

Год спустя Шевелева была зачислена в аспирантуру.

— Я хочу получить у вас тему, — сказала она Быкову, — и самостоятельно поработать над ней.

Ничего удивительного: ей двадцать лет, пора вплотную заняться физиологией.

Быков улыбнулся. В деловом тоне девушки не было и следа самоуверенности. Она выполнила урок, справилась с заданием успешно, не сидеть же ей теперь без дела.