Александр Поповский - Пути, которые мы избираем

В физиологической лаборатории Педагогического института имени Герцена творилось нечто невообразимое. Слушатели, не состоявшие в числе поклонников профессора Быкова, утверждали, что все там сошли с ума. Оттуда круглыми сутками доносились крики студентов, возня, вой собак и смех. Уже несколько дней продолжались эти странные занятия; одни помощники покидали лабораторию, другие являлись им на смену. Уходящие выглядели крайне усталыми и едва держались на ногах.

За закрытыми дверьми действительно происходили странные вещи. Быков и студенты были заняты тем, что не давали уснуть истомленным бессонницей собакам. Они будили их окриком, стуком, дерганием цепи, подносили им к носу куски колбасы, белого и черного хлеба, обрызгивали и обливали холодной водой, стравливали собак. Случалось, кто-нибудь из сотрудников в это время засыпал, тогда его немедленно будили.

Вначале собаки старались удобней улечься, прислониться к стене, забиться в угол, затем стали засыпать где придется, застывая подчас в самом нелепом положении. С широко расставленными ногами, вытянутыми и напряженными, они, покачиваясь, дремали и, не пробуждаясь, валились с ног. Разбудить собаку становилось почти невозможным. Сонная, она ворочалась, махала хвостом, бессильная одолеть дремоту, при ходьбе шаталась, падала и засыпала. Ни зов, ни крики не могли заставить ее отозваться — повернет чуть-чуть голову и только ушами поведет. Взяв в рот хлеб или мясо, собака выбрасывала еду неразжеванной. Даже вид колбасы не вызывал у нее слюноотделения. Возбудимость животных катастрофически падала; прокалывание кожи и даже хвоста оставляло их внешне безразличными; маленькая передышка, пять минут сна, возвращала собаке прежние силы. Она оживлялась, словно проспала невесть сколько дней и ночей, но становилась легко возбудимой. Слабое поглаживание раздражало ее, она свирепела, кусалась. Вид безобидной дворняжки приводил ее в бешенство, Минуты возбуждения сменялись угнетением, упадком жизненных сил. То, что недавно так озлобляло, становилось глубоко безразличным. Спустя полчаса, час возбуждение вновь сменялось сонливостью.

Точно так же ведут себя люди, лишенные крова, спящие урывками, стоя и сидя, в переполненном вагоне железной дороги. Им не до еды, не до шуток, они раздражительны, вспыльчивы, готовы ради короткого отдыха, минутного сна отдать все на свете.

Быкова в этих опытах занимало не внешнее сходство физиологических явлений, а нечто другое: как отражается на организме длительное напряжение высших отделов центральной нервной системы, какие наступают изменения в клетках и органах, лишенных долгого отдыха, и, наконец, самое важное — каково влияние бессонницы на временные и врожденные связи. Ему надо знать силы и слабости временных связей, что угнетает и что укрепляет их.

Два года длились трудные опыты. Собак до тех пор держали без сна, пока не исчерпывались средства их разбудить или сердечная деятельность не грозила животному гибелью. Так было установлено, что восьмисуточное бодрствование животного приводит вначале к потере аппетита, расстройству кишечника, рвоте и обильному выделению пены; сильная одышка сменяется полным перерывом дыхания; судороги сотрясают организм, температура угрожающе падает, и начинается расстройство мозговой деятельности. Одна из собак, внезапно разбуженная, быстро вскочила, помчалась в весовую и села на весы. Снять ее оттуда было нелегко. Через некоторое время этот случай с ней вновь повторился.

Как ни тяжко страдало животное, как ни глубоко нарушались отправления организма, непродолжительный сон прекращал все болезненные явления; Уже на другой день поведение собаки резко улучшалось. Только деятельность сердца и температура становились нормальными лишь спустя несколько дней.

О том, как бессонница отзывается на временных связях, поведала собака Темп. Легко возбудимая, нервная, сильная и смелая, она на стук метронома частотой в сто двадцать колебаний в минуту обильно роняла слюну, ждала с нетерпением корма, беспокойно озираясь в станке. Прерывистый свет электрической лампы и долгий звонок также были у нее связаны с пищей. Только стук метронома с частотой в шестьдесят колебаний, никогда не подкрепляемый едой, оставлял ее внешне спокойной. После первой же ночи, проведенной без сна, временные связи ослабли, а после второй — вовсе исчезли. Условная сигнализация оставляла собаку безразличной, точно она не понимала ее. Заметно изменились врожденные связи. Пища, введенная в рот, не вызывала слюны. Возбудимость центральной нервной системы, ее способность откликаться на зов внешнего мира угрожающе снизилась. Казалось, организму нанесено поражение, от которого ему не оправиться.