Дмитрий Лихачев - Сказания и повести о Куликовской битве

Въставъ от молитвы, изиде изь церкви и посла по брата своего Володимера и по всих князей руских и по воеводы великиа. И рече брату своему Володимерю и къ всем княземь рускимь и воеводам: «Поидемь противу сего оканнаго и безбожнаго, нечестиваго и темнаго сыроядца Мамаа за* правую веру крестьяньскую, за святыа церкви и за вся младенца, и старьци и за вся крестьяны сущаа и не сущаа; възьмемъ съ собою скипетръ царя небеснаго, непобедимую победу, и въсприимем Аврамлю доблесть». И нарекъ бога и рече: «Господи, в помощь мою вонми! Боже, на. помощь мою подтщися! И да постыдятся и посрамляются,* и познают, яко* имя тебе — господь, яко ты еси единъ вышний по всей земли».

И, съвокупився съ всеми князми рускими и съ всею силою, и пойдем противу их вборзе с Москвы, и хотя боронити своа отчины, и прииде на Коломну* и събравъ вой своих 100000 и 50000, 27опрочно рати княжей и воевод местных. И от начала миру не бывала такова сила руских князей и воеводъ местных, яко же при сем князи. Б-баше всеа силы и всих ратей числом с полтораста 28тысящь или съ двѣсте. Еще же к тому присиѣша в той чинъ рагозны издалеча велиции князи Олгердовичи* поклонитися} и послужити: князь Ондрѣй Полочкой и съ пдесковици, брат его князь, Дмитрий Бряньский съ всеми своими мужи.

В то время Мамай ста за Доном, възбуявся и гордяся и гнѣваяся, съ всѣмь своим царством, и стоа 3 недели. Паки прииде князю Дмитрию другая 29весть. Поведааше ему 30Мамаа за Доном събравшеся, в поле стояще, ждуще к собе на помощь Ягайла с литвою, да егда сберутся вкупе, и хотять победу сътворити съединого.

И нача Мамай слати къ князю Дмитрию выхода просити, како было при Чанибе цари,* а не по своему докончанию. Христолюбивый же князь, не хотя кровопролитья, и хоте ему выход дати по крестьяньской силе и по своему докончанию, како с ним докончалъ. Он же не въсхоте, но высоко-мысляаше, ожидаше своего нечестиваго съвета литовьскаго. Олег же, отступникъ нашь, приединивыйся ко зловерному и поганому Мамаю и нечестивому Ягайлу, нача выход ему давати и силу свою слати к нему на князя Дмитриа.

Князь же Дмитрий уведавъ лесть лукаваго Олга, кровопивца крестьяньскаго, новаго Иуду предателя, на своего владыку бесится, Дмитрий же князь въздохнувъ из глубины сердца своего, и рече: «Господи, съветы неправедных разори, а зачинающих рати погуби. Не азъ почалъ кровь проливати крестьяньскую, но онъ, Святополкъ* новый. И въздай же ему, господи, седмь седмерицею, яко въ тьме ходить и забы благодать твою. Поострю, 31яко молнию, мечь мой, и приимет судъ рука моа: въздамъ месть врагом, и ненавидящим мя въздам, и упою стрелу мою от крове их, да не ркут невернии: „Где есть богъ их?.* Отврати, господи, лице свое от них, и покажи имъ, господи, вся злаа, на последокъ, яко род развращенъ есть 32и несть вери в них твоеа, господи, и пролий на них гневъ твой, господи, на языки, не знающаа тебе, господи, и имени твоего святаго не зваша. Кто богъ велий, яко богъ нашь? Ты еси богъ, творяй чюдеса, — единъ!».*

И скончавъ молитву, иде къ Пречистей и къ епископу Герасиму,* и рече ему: «Благослови мя, отче, поити противу оканнаго сего сыроядца Мамаа, и нечестиваго Ягайла и отступника нашего Олга, отступившего 33от света въ тму». Святитель же Герасимь благослови князя и вся воя его поити противу нечестивых агарянъ.

И поиде с Коломны с великою силою противу безбожных татаръ, месяца августа 20, а уповая на милосердие божие и на пречистую его матерь богородицю, на приснодевицю Марию, призываа на помощь честный крестъ. И, прошед свою отчину и великое свое княжение, ста у Оке на усть Лопастны,* переимаа вести от поганых. Ту бо наехалъ Володимерь, брат его, и великий его воевода Тимофей Васильевичь* и вси вой остаточный, что были оставлении на Москве. И начаша возитися за Оку, за неделю до Семеня дни,* въ день неделный. Переехавше за реку, вни-доша в землю Рязаньскую. А самъ князь в понеделникъ перебреде своим двором, а на Москве остави воевод своих у великой княгине у Евдокеи* и 34у сыновъ своих, у Василья и у Юрьа и у Ивана* — Феодора Ондреевича.*

Слышавше въ граде на Москве, и въ Переяславли, и на Костроме, и въ Володимере, и въ всех градех великаго князя и всех князей руских, что пошол за Оку князь великий, и бысть въ граде Москве туга велика и по всем граду его приделом плачь горекъ 35и глас и ридание, и слышано бысть сиречь высокыих Рахиль же есть рыдание 36крепко:* плачющися чад своихъ и великим рыданиемь, въздыханиемь, не хотя утЗялитися, зане пошли с великимъ княземь за всю землю Рускую на остраа копьа. Да кто уже не плачется женъ онѣх рыданиа и горкаго их плача, зряще убо их? Каяждо к собе глаголаше: «Увы мне, убогаа наша чада! Уне бы намъ. было, аще бы ся есте не родили, за сиа злострастныя и горкиа печали вашего убийства не подняли быхом. Почто быхом повинна пагубе вашей?».