Эльмира Нетесова - Помилованные бедой

Баба растерянно осмотрела себя. Юрий Гаврилович каждый день придирчиво оглядывал ее, заставлял причесаться или тщательно умыться, напоминал чистить зубы и подтягивать носки, заставлял говорить тише. Вообще требовал постоянно следить за собой.

«Ну, опять что-то приметил, не захотел стыдить при всех, но теперь уж скажет», — вошла в кабинет робко, боком.

— Зин! Ты плясать умеешь? — спросил внезапно.

— Когда-то в девках бывало! А что?

— Тогда пляши!

— С чего? — икнула Зина громко.

— Пляши! А то не скажу, что Васька звонил!

— Правда? — бросилась на шею врачу. — Ну расскажи! — дернула за рукав, заждавшись.

— Верно мы его высчитали. Не выдержал, сам позвонил. Завтра в пять вечера будет здесь!

— Ой, да правда ли? — На глазах слезы радости выступили.

— Зачем тебе врать стану? Я уж жене пятнадцать лет не вру! — рассмеялся Бронников и, посерьезнев, добавил: — Чтоб встретила мужа женщиной, а не лахудрой. Пусть удивится и влюбится заново. Поняла? Не упрекай и не канючь. Руки твои зажили. Рубцы еще будут долго видны, придется одежду с длинными рукавами носить. Но ничего, главное не в том. Выше держи голову и не хлюпай тапками, поднимай ноги, не таскай их хвостом за собой. Чтоб к пяти вечера красавицей была! Время будет подготовиться к встрече. Проведи ее достойно, договорились?

— Разумеется, — ответила, слегка склонив голову.

Бронников переживал за всех, зная о жизни каждой. Сколько души и тепла вложил в налаживание чьих-то жизней и судеб. Многие женщины, бывшие больные, и теперь звонили, благодарили Юрия Гавриловича.

Своих больных он помнил и через годы. А как забыть, если вырывал людей из рук смерти?..

Он старался помочь всем. Врачам и больным. Вот и теперь переживал: как-то пройдет встреча Зинаиды и Василия?

Нет, женщина не вышла во двор, куда Василий зайдет сразу, как только охрана его пропустит. Зина понимала, что этим выдала б свое нетерпение и показала, что давно простила мужа. Ей не хотелось этого. Она заранее договорилась с Бронниковым, что ей с Василием разрешено поговорить в беседке, где им никто не помешает.

Тщательно подготовившись, она посматривала на дорогу из окна палаты: «Приедет или нет?»

Она ждала, когда громадная машина Василия остановится перед больницей. Из нее выскочит Вася, весь обветренный, пропахший чужими дорогами и бензином, в зелено-рыжей робе и грязноносых кроссовках. Он подойдет к ней, обнимет знакомо и, ткнувшись носом ей в макушку, скажет, как давным-давно: «Привет, чижик!» Поднимет на руки высоко, как в юности.

Но машины нет. Хотя часы показывают начало шестого.

«Наверное, опять свернул к Зойке. Та его ни на шаг не отпустит. Обломился ей мужик как подарок. До смерти не отцепится». Кусает баба губы и слышит, как ее зовут женщины:

— Зина, к тебе пришли. Выйди!

«Пришли — не приехали, значит, кто-нибудь с работы или дочка со своим парнем». Стараясь скрыть досаду, идет по коридору.

— Зина, это я! — встал на пути Василий, заглянул в глаза со страхом. — Девочка моя, как же ты меня забыла? Зачем хотела уйти? Ну что я без тебя? — задрожал подбородок.

— Столько дней прошло, ты только вспомнил, что я где-то имеюсь? Наверное, проголодался?

— Зинулька, я вообще забыл, когда ел. До того ли? Вчера из Германии. Три недели там был. Только поздним вечером приехал. Тебя нет, дочка не говорит со мной. Кое-как узнал у нее, где ты и что случилось…

— Пошли в беседку, там поговорим. — Взяла мужа за локоть и повела за собой. Она увидела любопытные лица больных, кому не открыла свое горе, боясь пересудов и сплетен.

— Ну, здравствуй, чижик! — Поднял жену на руки, поцеловал так знакомо, будто и на минуту не разлучались.

Зина присела на скамью, смотрела на мужа. Нет, он ничуть не изменился. Все те же озорные смешинки в глазах, крутые кудряшки облепили лоб и шею.

— Как ты? — спросил после короткой паузы. Женщина пожала плечами молча.

Оставшись наедине, оба смутились. Много вопросов накопилось. Но как на них ответить, не пряча глаз? Неловко сидеть вот так растерянно, а задавать вопрос первым никто не решался. Они сидели как нашкодившие дети, озирались вокруг, будто искали совета и помощи от кого-то невидимого.

— Зинуль, я все понял, ты прости меня, дурака! — сказал глухо, ерзнув на скамье.

Женщина молчала.

— Слышь, чижик, виноват я перед тобой, как последний козел. Но даю слово — в последний раз. Больше не повторится, гадом буду!

Зинаида молчала.

— Чижик! Ну что ты? Я ж не знал, что такое отмочишь! Зачем же теперь пытаешь? Ну как мне без тебя? Только следом, другого хода нет.