Вера Чубакова - Потому, что люблю

Возвратилась я в госпиталь, а душа покоя найти не может. Как там Гриша? Прнгшкла к нему, не хватает мне его, жалко до слез, так и с.чышу постоянно: «На что он нам сдался, слепая обуза! Руки связал!..» На Гришину койку раненого грузина положили, совсем еще мальчик, такой красивый! Ранение в живот. Не выжил... Сколько людей умерло на моих глазах, да хоть бы старые или больные, а то ведь молодые, здоровые, минуту назад богатырями были, а пуля, будто коса цветок...

Человек убивает человека. Как зверя! Сердце кровью обливалось...

Вернулась я в госпиталь, работаю, как и раньше,— продолжала Серафима Антоновна,— а Гриша у меня из головы не выходит. Не могла забыть, как он со мной прощался, обнял, и не оторвать его рук... Девятнадцать лет ему было тогда, а мне семнадцать... Ночные его рассказы вспоминала. В палате тишина: спят все, только иногда кто-то или застонет, или забормочет во сне, или водицы попросит, а мы с Гришей разговариваем и разговариваем. Он хотел геологом стать, до войны все в горы да по горам ходил, альпинизмом увлекался, а теперь самостоятельно до своей койки дойти не может... Жизнь, говорит, моя стала ненужной, темной. Рассказывал, как последний раз свет белый видел — ромашки сквозь пробоины в танке. Белое ромашковое поле и колесо от телеги — сначала он его за колодезный сруб принял. А после взрыва все пропало... Друг вытащил его, раненного, а сам погиб — немец подстрелил... Гриша переживал: «Из-за меня погиб, а кому я нужен теперь, слепой инвалид!»

Стал часто сниться мне. То он ходить учился: расставит ноги широко, руки вперед протянет, пальцами шевелит, будто воздух ощупывает. А то мы вдвоем по лугу бегаем, играем, как в детстве, друг дружку догоняем, а кругом ромашки и колесо от гелеги... Глаза у Гриши стеклянные, все в них отражается: и я, и ромашки, и колесо от телеги, как в зеркале. Потом мы, обнявшись, летим куда-то. Я прямо заболела от тоски, только и думала о Грише, плакала и в конце концов все рассказала главврачу. Он сразу же: «Поезжай, Сима, проведаешь человека, посылочку от нас отвезешь, приветы передашь, поезжай, девочка...» Ой, какой был человек наш главврач! Столько жизней спас, себя не жалел...

Я не то что поехала к слепому танкисту, полетела! Подхожу к знакомому дому, а на дверях большущий замок висит. Испугалась! Ну, думаю, опоздала. Похоронили... А тут какой-то мальчишка на забор влез, спрашивает:

«Тебе кого? Если хозяина — он на работе, если хозяйку — она возле кладбища венками торгует».

«Мне Гришу... Слепой танкист...»

«Он дома. Иди во двор, там за домом сарай, новую дверь увидишь, да не бойся, собаки нету, кусаться некому!»

Обошла я дом и увидела в глубнне двора сарай с новой дверью, как у гроба крышка. Толкнула дверь н очутилась в темноте. Как сейчас вижу медную ручку на другой двери, разглядела, потянула ее и вошла в сарай. Гриша сидел за столом, в темных очках, худущий, желтый. Вскинул он голову, повернул лицо к двери, напрягся весь.

А я точно к порогу приросла, поверить не могу, что человека поместили в сарае, грязища кругом, мухи звенят, стекла будто грязной тряпкой завешены — давно не мыгы. А на столе много разноцветной бумаги — в отдельных ящичках, по цвету разложены и полосками разрезаны — заготовки. Тут же моток медной проволоки и несколько цветов на проволочных стебельках. И на стене три венка на гвоздях, уже к продаже подготовлены.

Вдруг Гриша медленно поднимается:

«Сима? Сима приехала!..»

А сам спичку зажигает, чтоб папиросу запалить,— нашарнл ее на столе, а огонек в его пальцах как от ветра колыхается.

«Что ж ты в дверях стоишь, сердечко мое? Проходи, садись, как же это надумала навестить? Что ж это я тебя на пороге держу?»

А я слона не могу вымолвить — слезы душат.

А он:

«Живу ничего, зарабатываю...»

«Я за тобой приехала! — вырвалось У меня, хотя до этой самой минуты такого и в голове не было. — Как ты уехал, не могу, изранилась душа...»

Обняла я его и заплакала. Стыдно стало, что живет он в сарае, выставили его сюда как станок для изготовления мертвых венков для мертвых, что сама я здорова, вижу небо, людей, все для себя могу сделать без чужой помощи, а он...

Увезла Гришу к себе домой. Свадьбу отпраздновали. Меня сразу же отпустили, я в госпитале вольнонаемной работала. Хорошо мы жили, счастливо. На такую любовь, как у Гриши ко мне была, да на такую ласковость нежную как сердце не откликнется? Женя у нас появился... А теперь вог одна осталась...