Вера Чубакова - Какого цвета ветер?

— Внимание, внимание! Сейчас последует важное сообщение.

У Ромки на лбу появилась глубокая морщина, перечеркнутая вертикальной стрелкой. Он растерянно глянул на Лилю, причесался пятерней и перевел взгляд на меня: такой взгляд, помнится, я видела еще в школе, когда он «плавал» у доски.

— Говори же! — требовала Лиля.

Ромка никак не мог отважиться на что-то. Мне стало не по себе: что Лиля затевает?

— Зачем делать из этого тайну? — засмеялась моя подруга. — Олег, они хотят пожениться... Постфактум, так сказать... Немного поторопились, но...

— Очень рад! Сердечно рад, поздравляю! То-то вы оба сегодня какие-то... торжественные.

Зачем Лиля намекнула о ребенке при Олеге Семеновиче? Зачем?

Мне надо бы сейчас сказать с достоинством: «Нет, Роман, я не пойду за тебя. Причина? Пожалуйста: не люблю. Останемся друзьями...» Представилось Лилино лицо в этот момент.

— Горько! — крикнула Лиля.

Ромка потянулся ко мне вытянутыми губами. У меня не хватило сил отстраниться. Мне хотелось кричать или разбить что-нибудь: я видела, каким взглядом переглянулись Ромка и Лиля, но я только сказала:

— Не порывай нить дружбы, ибо если придется опять се связать, то останется узел!

Потом я встала — пусть Ромка попробует ослушаться: он же теперь официально объявлен моим женихом.

— Нам пора.

Ромка и Лиля растерянно переглянулись: этого они от меня не ожидали.

Мы распрощались, пообещали заехать в следующую субботу и вышли на улицу.

Ромка дулся на меня. Я старалась идти с ним рядом, по он все время вырывался вперед. Мне хотелось грубо окликнуть его или просто свернуть, а то и уехать домой, но вместо этого я искала ему оправдания: привык бежать впереди, издавна привык.

Я шла за своим кумиром, словно привязанная к нему невидимой веревкой.

А если б я повернула назад, заметил бы он?

Нет у меня чувства собственного достоинства и в помине. Нет... Ромку осуждаю, а сама...

Стал накрапывать дождь, но Ромка все шел, не обращая на него никакого внимания, только один раз на перекрестке, не оглядываясь, отвел назад руку, подождал, пока я подам ему свою, и перевел через улицу.

— Дождя испугалась? — спросил он, не глядя на меня. — А ты представь, что сегодня солнечный вечер.

Это было давно, еще в детстве, та же прогулка под дождем, те же слова.

Ромка резко остановился, и я чуть не налетела на него.

— Подожди меня здесь, я позвоню.

Кому и куда? У меня снова появилась возможность уйти, но я не воспользовалась ею. Но что я сделаю непременно— ни за что не пойду болыие к Ромке, пусть хоть на коленях умоляет.

Ромка вернулся. Он даже т спросил^ хочу ли я зайти к нему, был. уверен, что не услышит от меня «нет». Да самой двери его квартиры я готовилась к отказу, выбирала слова поточнее и позесомей. Теперь-то я поняла, что «Лиле и Ромке надо было усыпить бдительность Олега Семеновича, и они это умно сделали. Зачем же я тогда здесь, зачем?..

Стыдясь и презирая себя, я не двинулась с места, стояла, пока он не подошел ко мне.

Ромка легонько посапывал во сне, повернувшись к стенке, а я не могла сомкнуть глаз до утра. Когда Ромка проснется, я скажу ему все. Пусть они с Лилей подличают без моего сообщничества. Надо быть медузой, размазней или бездомной собачонкой, которую ни за что бьют, потом ласкают и снова бьют, чтобы вытерпеть такое.

Но когда Ромка выпустил меня утром из своей квартиры, выглянув предварительно на лестничную площадку, я спросила:

— Мы вечером увидимся?

— Не знаю. — Ромка зевнул.—До вечера надо еще дожить.

И закрыл дверь.

У меня было такое чувство, будто я спускаюсь по лестнице не к выходу во двор, а в ?какую-то страшную бездонную яму.

Глава шестая Н011 КДЕЛМ1 ИК

Лиля не показывалась на фабрике десять дней: подхватила грипп.

Сегодня она явилась на работу в новой голубой шляпке, низко надвинутой на лоб. Сзади, собранные пучком, золотились длинные локоны. Она напоминала даму девятнадцатого века, изящную аристократку.

Я выбираю из каждого ящика по пять початков, проверяю на приборах крепость ¿нити, номер, вес, крутку, а сама то и дело поглядываю на двери кабинета начальника цеха, куда вошла Лиля,— там она раздевается и завтракает, если ей не хочется спускаться в столовую.

— Привет, Сашок!

Ко мне подошла Груша с «молнией>, исписанной черными буквами. Черные «молнии» сообщали о нарушениях трудовой дисциплины, о нерадивом отношении к труду, красные — об успехах.