Ирина Каспэ - Искусство отсутствовать - Незамеченное поколение русской литературы

Прежде чем перейти к высказываниям от лица благодушно-нейтрального исследовательского «мы», я хочу поблагодарить всех, кто помог мне в написании этой книги.

Она без преувеличения обязана своим появлением вниманию и участию моих учителей — Сергея Николаевича Зенкина и Бориса Владимировича Дубина. С ними исследование обсуждалось на всех стадиях и на всех уровнях — от методологических вопросов до фактологии.

Я также крайне признательна за поддержку Галине Ивановне Зверевой, у которой училась четкости в формулировке поставленных задач.

Я благодарна Николаю Алексеевичу Богомолову и Екатерине Евгеньевне Дмитриевой за подробные уточнения, содержательные дополнения и меткую критику; эти замечания были чрезвычайно важны для меня на последнем этапе работы и в большинстве своем учтены в окончательной редакции.

Хотелось бы искренне поблагодарить Леонида Ливака, Пола Верта, Уилларда Сандерленда, Олега Лекманова, существенно облегчивших поиск малодоступных материалов.

Значимой для меня была возможность представить свою работу и получить отклики на семинарах Института европейских культур и Института высших гуманитарных исследований (РГГУ), а также участвовать в проектах АИРО-XX и Института русской и советской культуры им. Ю. М. Лотмана Рурского университета.

Особая благодарность моим друзьям и коллегам Оксане Гавришиной, Аркадию Перлову, Борису Степанову, Татьяне Дашковой, Юле Лидерман, Джамиле Мамедовой, Наталье Самутиной, Кириллу Кобрину — не только за ценные соображения, возражения, отзывы, но и за неизменную готовность помочь; Святославу Каспэ, прочитавшему все варианты, все редакции этого текста; и моим родителям — за понимание.

Наконец, глубокая признательность Ирине Дмитриевне Прохоровой и сотрудникам «Нового литературного обозрения» (издательства и журнала) за доброжелательное отношение к моему исследованию.

Мифы о людях, затерянных в истории, выпавших из общества, незамеченных, неизвестных, способны внушать смутные опасения. Чтобы вызвать интригующее чувство опасности, слепые пятна, конечно, должны обладать семантикой коллективной судьбы: «целое поколение» незамеченных уже не просто призрак, но фантомная реальность, территория непрочитанных смыслов. В то же время эта территория — значимый ресурс самоотождествления и самооправдания, она неизменно напоминает «сегодняшнюю ситуацию», «наши дни» и придает любой неудаче статус культурной ценности.

«В России растет потерянное поколение?» — так назывался один из относительно недавних выпусков программы Михаила Швыдкого «Культурная революция» [1] Канал «Культура», 10 мая 2004 г. . Имелись в виду, как несложно догадаться, отнюдь не эпигоны Хемингуэя или Ремарка. Участникам передачи и ее зрителям предлагалось разделить ощущение разорванного прошлого (растет поколение, никогда не жившее в Советском Союзе), тревожного настоящего (растет детская преступность), непредсказуемого будущего (пространству чужого и непонятного предстоит в конце концов вырасти до размеров «актуальной реальности»). Все эти симптомы социальной дезориентации свободно умещаются в расхожую метафору потерянного поколения.

У этой метафоры есть аналог отечественного происхождения — близкий, хотя и не синонимичный; обычно он служит для описания событий, имеющих непосредственное отношение к литературе, скажем: «Поэтическое поколение 90-х оказалось незамеченным» [2] Ольшанский Д. Не пишите элегии — я элегия сам: Дмитрий Воденников как явление исповедальной лирики // Сегодня. 2000. 14 авг. . Напомним: «Незамеченное поколение» — название книги Владимира Варшавского, впервые опубликованной в Нью-Йорке в 1956 году. Ее жанр, как и вынесенный в заголовок образ поколения, определяется апофатически — не вполне мемуары, не вполне историческая хроника, совсем не исследование, скорее ретроспективный манифест. Варшавский возвращается к поколенческой риторике, популярной среди эмигрантских (особенно парижских) интеллектуалов в межвоенные годы, и прежде всего — к едва ли не основному предмету окололитературных публичных дискуссий: возможны ли в эмиграции «новые», «молодые» литераторы, «смена» тех, кто успел реализоваться еще в России? Об этой «новой», некогда «молодой», генерации, к которой причислялся и причислял себя Варшавский, он и пишет книгу, прочно закрепляя за своим поколением репутацию «незамеченного».