Нора Букс - Эшафот в хрустальном дворце - О русских романах В. Набокова

Фамилия героя — Ганин — фонетически возникает из имени пушкинского знаменитого африканского предка — Ганнибал (другой смысл имени см. выше) [61] Путь героя — в Африку — обнаруживает и пародийного двойника Ганина в романе — Колина. Его фамилия прочитывается, в свою очередь, как пародийная отсылка к Николаю Гумилеву, поэту, для которого Африка была не родиной предков, а адресом смелых и экзотических путешествий. 6 мая 1923 года в «Руле» Набоков напечатал стихотворение «Памяти Гумилева», в котором африканская тема объединяет Гумилева и Пушкина. Гордо и ясно ты умер — умер, как Муза учила. Ныне, в тиши Елисейской с тобой говорит о летящем медном Петре и о диких ветрах африканских — Пушкин. . Знаменательна в этом контексте научная подробность ведущего образа романа, соловья, символа певца любви, поэта, т. е. самого Ганина. «Общеизвестны два европейских вида соловья: восточный и западный. Оба вида зимуют в Африке» [62] Вагнер Ю. Соловей… Энциклопедический словарь. Op. cit. . Путь Ганина в обратном направлении повторяет путь Ганнибала: Россия — Константинополь/Стамбул — Африка. Остановка в Берлине осознается героем как тягостная пауза. Тоска Ганина «по новой чужбине» и предполагаемый маршрут — аллюзия на стихи Пушкина:

Эта 50-я строфа из первой главы «Евгения Онегина», а также сделанное к ней примечание Пушкина о своем африканском происхождении стали много лет спустя объектом исследования Набокова. Оно опубликовано под названием «Абрам Ганнибал» в качестве первого приложения к Комментариям и переводу «Евгения Онегина» [64] Nabokov V. Abram Gannibal. Appendix One — Eugene Onegin. Trans. with commentary… V. III. P. 387–487. . Составившие работу научные разыскания были сделаны Набоковым, конечно, позднее, однако интерес его к Пушкину наметился в ранней юности, а внимательное всматривание/вчитывание в произведения и биографию поэта совпадают, по крайней мере, с выбором собственного писательского пути. Отсюда в образе Ганина, героя первого романа Набокова, молодого поэта, условного потомка Пушкина, возникают знаки биографии знаменитого пушкинского предка. Ср. принцип зеркального отражения прошлого и настоящего в «Машеньке». Так, у Ганина «два паспорта… Один русский, настоящий, только очень старый, а другой польский, подложный» (с. 122). Ср.: Абрама Ганнибала крестили в 1707 г. Крестным отцом его был Петр 1, а крестной матерью — жена польского короля Августа II [65] Ibid. P. 424. Герой романа разъясняет Подтягину: «Меня, правда, зовут Лев, но фамилия вовсе не Ганин» (с. 122). В Приложении Набокова читаем: «Официальным именем крестника Петра I стало Петр Петрович Петров (христианское имя, отчество и фамилия), но в Турции он привык к имени Ибрагим и получил разрешение называться по-русски соответственным именем Абрам или Авраам». (Набоков В. Пушкин и Ганнибал. Версия комментатора. Перевод с английского Г. М. Дашевского. В: Легенды и мифы о Пушкине. Сборник статей. СПб, 1995. С. 36). Фамилию Ганнибал капитан Петров стал носить около 1727 года, после возвращения из Франции. Набоков пишет: «Пушкин совершенно верно галлицизировал взятую фамилию, которую Ганнибал скорее всего вывез в 1723 году из Франции» (там же. С. 37). .

Потаенное пушкинское присутствие проявляется и в метафоре-доминанте романа. Возможно, сюжет стихотворения «Соловей и роза» Фет заимствовал не непосредственно из ориентального источника [66] В истории мировой литературы известны два направления обработки сюжета, связанных с розой: мусульманское и западнохристианское. На Востоке особенно широкое хождение получил сюжет о любви соловья и розы. Байрон «пересадил» его в европейские литературы. В частности, под влиянием Байрона Пушкиным написано несколько стихотворений на этот сюжет: см.: «О дева-роза, я в оковах», «Соловей». (Об этом см.: Жирмунский В. Байрон и Пушкин. Л., 1978.) А. Фет с конца 50-х годов много переводил из Гафиза, персидского поэта XIV века. Источником, которым он пользовался, оказалась книга произведений немецкого философа и поэта Г. Ф. Даумера (1800–1875), написанных в «духе Гафиза». Стихотворение «Соловей и роза» Фет написал, однако, ранее, в 1847 г. Другим источником мог послужить «Западно-Восточный диван» Гете, но там этот сюжет возникает эпизодически и в несколько ином варианте. Таким образом, вполне допустима гипотеза о заимствовании сюжета о любви соловья и розы Фетом непосредственно у Пушкина. , а у Пушкина. См. его стихи «О дева-роза, я в оковах», «Соловей» [67] Стихотворение А. Пушкина «Соловей» опубликовано в Альманахе «Литературный музеум» на 1827 г. (Пушкин А. С. Т. II. С. 247). Стихотворение «О дева-роза, я в оковах» напечатано в сборнике 1826 г. под названием «Подражание турецкой песне» и с датой: 1820. Дата эта опровергнута положением черновика среди стихотворений, написанных осенью 1824. (Пушкин А. С. Т. I. С. 311). В 1850 г. стихотворение было положено на музыку А. Даргомыжским. В этом сочинении использован специфический прием, глиссандо, встречающийся в подлинном турецком напеве, запись которого сохранилась в архиве Даргомыжского. Подчеркнутая и поэтом и композитором турецкая природа произведения, к которому восходит центральный образ романа, розы, отзывается в промежуточной остановке маршрута Ганина-Ганнибала — Константинополе/Стамбуле. . Симптоматично, что отсылка к Пушкину содержит наравне с мужским и женский центральный образ романа. Например, описание Машеньки в упомянутых выше свиданиях влюбленных зимой («Мороз, метель только оживляли ее, и в ледяных вихрях… он обнажал ей плечи… снежок осыпался… к ней на голую грудь», с. 107–108) прочитывается как отсылка к героине стихотворения Пушкина «Зима. Что делать нам в деревне?».