Потом отец разработал другой план. Южная Америка, Чили. “Великолепная страна, — говорил он. — И так мало населена. Для большой семьи там гигантские перспективы”. И снова в доме появились атласы и книги с фотографиями. Отец с моим старшим братом просиживали за ними целые вечера. Они ориентировались там уже лучше, чем в провинции Северная Голландия. Но в школе я ничего не рассказывал. И правильно делал: переезд в Чили тоже не состоялся.
Вскоре после этого, летом 1938 года, я закончил в школе первую ступень. Дальше я хотел пойти учиться в HBS [11] Hogere Burgerschool (досл. — высшая гражданская школа) — тип средних школ, дающих хорошее образование, после которых возможно поступление в университет.
, потому что хотел стать биологом, как мой дядя. Но Попугай сказал моим родителям, что меня лучше отправить в MULO [12] (Meer) Uitgebreid Lager Onderwijs (досл. — более расширенное низшее образование) — тип средних школ, дающих элементарное образование, после которых невозможно поступление в университет.
, где можно учиться, не напрягая мозг, и где я буду на своем месте. Сейчас, глядя на мой последний табель, я удивляюсь такой рекомендации, потому что, судя по оценкам, я хоть и не блистал, но несомненно был твердым середняком.
Вплоть до самых вступительных экзаменов в среднюю школу я пытался обработать маму окольными путями. Садился с каким-нибудь животным на руках в саду около крыльца, на котором мама, по локоть в пене, стирала на цинковой стиральной доске простыни, и говорил жалобным голосом, якобы себе под нос, но достаточно громко, чтобы ей было слышно: “Я уже никогда не смогу учиться так, чтобы все о тебе узнать, милый зверек”. Но мамин стандартный ответ был такой: перед тобой открыт весь мир, кто хочет, тот найдет свой путь. “Ты можешь заняться чем угодно, — говорила мама, — потому что MULO означает ‘более расширенное образование’”. А старшая сестра уточняла: “Да, но это означает ‘более расширенное низшее образование’”. — “Не суйся не в свое дело”, — сердилась мама. Уходя прочь, сестра-вредина продолжала ворчать: “Все равно это низшее образование. Просто чуть-чуть расширенное ”.
И вот после летних каникул я стал ходить по улице Рейнсбургервех в свою школу MULO, находившуюся в Ноордэйнде. Час ходьбы. Уже в первый же день мне было поручено купить после школы на обратном пути в магазине С. Жамина [13] До войны известная сеть продуктовых магазинов.
десять буханок хлеба, потому что там он стоил на один цент дешевле, чем у нас. Две упаковки по пять буханок в светло-сиреневой бумаге, перевязанные веревкой, которая так врезалась в пальцы, что я боялся, как бы упаковки с хлебом не упали на дорогу, отрезав пальцы до конца. А когда я ставил свою ношу на землю, чтобы отдохнуть, приходилось внимательно смотреть, куда я их ставлю, — не в собачье ли дерьмо и не в зеленоватый ли плевок, ведь упаковка была ненадежная. Потом я таскал домой этот хлеб через день, для чего всегда носил в кармане два носовых платка, хотя не был простужен. Конечно, я мог бы пользоваться в этих целях и рукавами пальто, достаточно длинными, чтобы закрыть ладони. Но на сукне наверняка остались бы следы, особенно заметные из-за того, что сестра сшила мне пальто, перелицевав старое. Ведь изнанка было более ворсистой, чем лицевая сторона. Сестра всегда внимательно следила, как я ношу это пальто. Вешаю ли я его в передней на плечики, ведь оно было слишком тяжелым, чтобы висеть просто на петельке, и не вытираю ли я нос рукавом. Ибо она очень гордилась этим пальто, считая, что сумела, как она сказала при последней примерке, придать неподатливой ткани фасон и форму. Но я считал, что это не пальто, а кошмар. Для осени оно было слишком теплым, меня не покидало ощущение, что я подобен сотруднику похоронного бюро, который всегда должен выглядеть церемонно, в то время как другие могут снять свой легкий плащ и повесить на руку. Рукава пальто были почти той же длины, что и у полицейской формы, которую однажды взяли мне напрокат для участия в шествии, зато в груди оно мне так жало, что с застегнутыми пуговицами я не мог дышать. Если же я носил его расстегнутым, — как обычно и делал из-за жары и чтобы не было видно, что книзу оно по-идиотски расширяется, — то оно казалось еще более тяжелым. Как будто в торчащие вперед полы под подкладку насыпан песок. Жаловаться дома не имело смысла. Мама говорила: “Это все только внешнее”. Или пела песенку:
Одетый убого
Бедняк милей
Господу Богу
Чем бо-о-огатей…
Читать дальше