Валерий Хайрюзов - Почтовый круг

Я невольно ловлю себя на мысли, что в одни аэропорты летаю с удовольствием, в другие — по необходимости, в третьи — совсем бы не хотелось летать. Пытаясь разобраться, почему это происходит, я начинаю разбрасывать свои симпатии и антипатии по каким-то невидимым весам. Тут и погода, и качество взлетных полос, и оборудование, и даже — как выглядит сам аэропорт. Но все-таки главное — как к тебе относятся.

Очень хорошо принимают в Маме; буквально за двадцать минут разгрузят и загрузят самолет, в отличной столовой быстро на заказ сварят пельмени или пожарят отбивную, что в общем-то не последнее дело. Шоферы останавливаются, едва ты поднимаешь руку, и отвезут в любое место. Для местных жителей авиация — единственный способ добраться до Большой земли. Хорош Киренский аэропорт с его тенистыми аллеями, бетонными дорожками и старинными постройками. В аэропорту Олекминска некоторые домики мастеровито покрыты железными днищами от бочек, строения окружены ровненькими елками и радуют глаз. Приходится только сожалеть, что летом, в жаркую погоду, на этих аэродромах страшная пыль, а после сильных дождей взлетные полосы превращаются в настоящее болото.

Каким-то безалаберным кажется аэропорт в Бодайбо. Пассажиры, в основном это народ с приисков, добравшись до винных и пивных точек, в ожидании рейса успевают изрядно затяжелеть, а потом штурмуют самолеты. Плохо и в Якутске. Если сядешь в Магадане, к самолету никто не подходит, пассажиры часами ждут автобуса, а самые предприимчивые из них добираются до города на попутных машинах…

Задержки, задержки. Они порой выматывают сильнее полетов, а в общем-то их могло и не быть.

Как-то я раскрыл свою рабочую книжку и, к своему удивлению, обнаружил, что за месяц произошло семь задержек. Одни из-за поздней загрузки, другие по неисправности матчасти, но чаще всего — из-за нерасторопности наземных служб. Как говорится, где тонко, там и рвется. В более обжитых районах пассажиры в случае задержки могут уехать на автобусе или по железной дороге. Здесь же им деваться некуда: сиди в переполненном холодном аэропорту и жди. Может быть, именно эта закоренелая уверенность, что пассажир все вытерпит, и расхолаживает иных работников наземных служб.

Слева, сквозь дымку, проглядывало темное здание вокзала. Зачехленное снегом, оно напоминало присевшего покурить дворника. Рядом, в березовой роще, — пилотская гостиница. Деревья вокруг невысокие, тонкие, будто им не хватило сил расти дальше. На ветках и сучках белыми куропатками прилепились комки снега.

Сзади ко мне подошел дядя Коля, он только что закончил заправку самолета.

— Надо бы чехольчики накинуть. Якутск может открыться всего на несколько часов. Самолетов здесь много, а подогреватель один. Пока подойдет наша очередь, опять туман будет.

Я согласно кивнул головой.

Бортмеханик выбросил из самолета два ватных чехла. Мы с Вадиком подтащили к двигателю стремянку, но чехол не хотел ложиться, заворачивался, цеплялся за выступы капота. Дядя Коля снизу подсказывал нам, как действовать, но потом не выдержал, забрался на стремянку, сдернул укрытие на снег.

— У вас, по-моему, руки от задницы выросли, — поддел он нас.

Бортмеханик расстелил чехол, свернул его двойным рулоном, потом сложил пополам в аккуратный тюк и закинул его на двигатель. Чехол, развернувшись, плотно облег капот. Нам осталось только затянуть снизу лямки.

— Ну чего мерзнете, — буркнул дядя Коля. — Дуйте в гостиницу, я без вас справлюсь.

В пилотской шумно, тесно. Барабанов с Вадиком заняли четыре кровати. В комнате у окна сидит Егорыч — бывший командир Вадика Куликова. Заметив меня, он широко улыбнулся.

— Привет, старина! Кажется, вся авиация Сибири сегодня собралась в Нюрбе.

— Мы-то ладно, рейсом, а как вы здесь очутились?

— Взрывчатку геологам везем. Как мой птенец осваивает новую технику? — кивнул Егорыч на Вадика.

— Как учили, — улыбнулся я.

В комнату ввалился дядя Коля. По полу от двери серым клубком покатился холодный воздух. Лицо у бортмеханика побурело, точно налилось свекольным соком, на бровях и ресницах пристыл иней. Он не спеша стянул с себя куртку, негнущимися пальцами повесил на вешалку. Вадик тут же протянул ему кружку с горячим чаем.

— Ты бы мне чего покрепче дал. Эх, раньше, бывало, спирт свой был, — вздохнул дядя Коля, присаживаясь за стол. — Ну, теперь начнут заливать, только слушай.

— Так его выдавали, чтоб бороться с обледенением, — сказал штурман.