Фредерик Пол - Путь на врата. Нашествие Квантовых Котов.

— Сейчас, Рони, — произнесла она, смутившись, — попробуем сконцентрироваться на проблемах мистера Де Сота!

Я с благодарностью сказал: „Спасибо!“ — затем повернулся к Рону и задал вопрос:

— Что вы думаете об этом, Рон? Я считаю, что все это серьезно, хотя и запутано. Я не надеялся, что вы рискнете…

Он изобразил благородство.

— Это очень серьезно! — продекламировал он. — И запутано… Я решил помочь вам, Доминик!

— Вы хотите помочь?! — воскликнул Де Сота.

— Конечно! — добродушно проговорил Рон. — Первым делом я напишу письмо в „Нью-Йорк таймс“. Потом… минуточку… Как ты думаешь, Джейни? Может быть попытаемся устроить демонстрацию? Пригласим твоих друзей и помаршируем перед штаб-квартирой ФБР в Чикаго?

— Если ты хочешь этого, Рон, — сказала она, — Хотя многим из них пора на тот свет, я не уверена, захотят ли они в тюрьму!

Доминик засомневался.

— Не знаю, пойдет ли кто-нибудь в тюрягу ради меня! — сказал он.

— М-м-м-м! — размышлял Рон. — А как насчет этого: обратиться с петицией? Доминик возьмет щите плакатом и складной стул, походит-побродит где-нибудь и соберет подписи народа под требованием, чтобы ФБР… Что именно вы бы хотели от них? — спросил он.

— Как раз этого я и не знаю! — сказал Ники, — Я хочу, чтобы с меня сняли обвинение!

— Но они допрашивали, зверски избивали…

— Да, это правда, но за это их не обвинить: у них есть фото и отпечатки.

Этот человек был чересчур рассудительным в моем понимании… или Рона.

— Вы защищены от них! — сказал Рон, — Справедливость восторжествует! Все это хорошо, но не надо доходить до глупых крайностей. Они по-прежнему остались фашистами!

Теперь было то, что надо, я закашлялся.

— Когда вы сказали „фашисты“, Рони, — уточнил я, — вы имели в виду…

— Я имел в виду, что ФБР стало точной копией и гестапо и КГБ, — произнес он.

— Значит, вы против?

Он приподнял брови.

— Ах, Лари! — сказал он, помогая зажаривать себя как барана, — Я не только против них, но и полагаю что каждый истинный американец должен противостоять им!

— Вы подразумеваете сборы подписей и демонстрации?

— Если этого будет достаточно! — смело заявил он, — Если же нет, то любыми необходимыми средствами. Я думаю…

Но Джейн не дала ему высказаться до конца.

— Рон, дорогой! — нежно проворчала она. — Ты задерживаешь Сета. Почему бы тебе не взять немного картошки и отпустить его?

— Конечно, дорогая! — сказал Рон, и тема разговора изменилась.

Но это уже было неважно! Как только мы покончили с основным блюдом, я обнаружил, что одиннадцать часов вечера, и начал собирать Де Сота в обратный путь.

— О нет, Рони! Не надо десерта! Нет, спасибо, даже кофе! Вы знаете, Доминику рано утром на работу! Да, ужин был замечательным, спасибо вам! И огромное спасибо за поддержку, Рон… и, если можно, выведите мою машину!..

— Вы ничего не забыли? — гостеприимно спросила Джейни, отыскивая взглядом шляпу или кейс.

Я помотал головой.

— Я получил здесь все, что желал! — заверил я, и это было действительно так!

Я подбросил Де Сота до междугородной станции. Он протестовал от негодования, потому что поезд придет через час или около того, но я обратил его внимание, что уже поздно, а я не предполагал спасать тупого осла всю ночь. Было уже часа два ночи, когда я подъехал к развилке шоссе Лейк-Шор и поставил машину в подземный гараж, быстро прошел через охрану и зашел в лифт. Я думал о Роне: „Бедный старик!“ Рон не сталкивался с современными политиками Америки. Он был немного чокнутым, сентиментальным, как Франклин Д. Рузвельт или кто-то там еще… он просто не знал, что делает.

Я пытаюсь припомнить, что я никогда не был розовым, как мой дедуля. Он придерживался своих идей даже тогда, когда приехал в Америку из России, где был революционером и взломщиком банков. Когда там стало слишком жарко, он приехал на остров Эллис — все так же извлекая выгоду от налетов на банки, но бросив революционные идеи. Так возникла компания „Дж. Дуглас и сыновья“, платившая мне деньги на обучение в Йельском университете. Но думал ли дед бросить рубли и удрать из страны ни с чем, кроме как со множеством наполовину выпеченных идей, как его товарищ по кличке Ленин? И что меня могли выгнать из университета без хороших курсов политэкономии?

Прямой как тетива, я вошел в большую квартиру на пятнадцатом этаже. Свет не горел, но шторы были широко раскрыты, и свет, просачивающийся с улицы, достаточно освещал мой халат и узкую белую полоску на кровати. Я обнял рукой чаши грудей моей девочки и шепнул ей в ушко: