Фредерик Пол: Путь домой

На бледном, одутловатом лице обвиняемого будто стояла печать «изначальной психической неполноценности». Хнычущим голосом он взывал к Чарльзу Мандину, выпускнику юридической школы Джона Маршалла:

— Защитник, вы обязаны вызволить! Я уже дважды судим, и на этот раз меня кондиционируют!

Мандин с неприязнью посмотрел на своего первого клиента.

— Вы не признаете себя виновным? — снова спросил он, не в состоянии что-либо сделать. Его назначил суд и тем самым сыграл с ним грязную шутку.

Отпечатки пальцев этого грубияна были со всех сторон на вещественном доказательстве А — жестяной кассе, выуженной из билетного окошка на стадионе «Монмаунт». Способ совершения точно совпадал с двумя предыдущими преступлениями этого подонка. Подозреваемый в пособничестве, который отвлекал кассира все необходимое время, был готов занять место свидетеля — он уже дал показания прокурору. И все же этот негодник отказывался признать свою вину.

Мандин попытался еще раз.

— Вы же знаете, что ничего плохого с вами не произойдет. Всего пара дней в больнице. Это совершенно безболезненно, я видел своими собственными глазами. Нас туда водили на первом курсе.

— Защитник! Вы просто ничего не понимаете! Если меня кондиционируют, Господи Боже, то придется работать!

Мандин пожал плечами.

— Вы не хотите слушаться советов. Я сделаю все, что будет в моих силах.

Но суд длился несколько минут. Мандин попытался заикнуться, что нельзя брать в расчет показания сообщника. Он лепетал о том, что моральный облик лжесвидетеля делает его показания неприемлемыми в случае преступления, караемого кондиционированием. Обвинитель, выпускник Гарварда, высокомерно парировал, что сущность преступления, караемого кондиционированием, заключается в побуждениях обвиняемого, а не в факте совершения, которое сообщник только засвидетельствовал.

Глаза судьи были пусты и отрешенны. Он кивнул и обратился к Мандину:

— Отклоняется.

Мандин не удосужился возразить.

Предъявление иска закончилось, и заговорил Мандин. В горле у него пересохло.

— Уважаемый суд, — сказал он, обращаясь к компьютеру, выполнявшему функции присяжных заседателей, — защита утверждает, что здесь нет состава преступления и не станет прибегать к показаниям свидетелей.

(Это, во всяком случае, не даст возможности гарвардской шишке осведомить присяжный компьютер о двух предыдущих приговорах.)

Гарвардец, холодно улыбаясь, за полминуты в трех отточенных силлогизмах продемонстрировал всю вину обвиняемого.

Пальцы судебного клерка забегали по клавишам. Когда поднялся Мандин, он принял выжидающую позу.

— Позвольте доложить уважаемому суду, что мой подзащитный — неудачник. Будучи продуктом разбитого семейного очага и трущоб Белли-Рэйв, он заслуживает справедливости в такой же мере, как и любой другой гражданин. Но в его деле целям справедливости может служить только оказываемое ему милосердие.

Судья и обвинитель улыбнулись в открытую. К черту достоинство! Мандин вытянул шею, пытаясь прочесть, что же написано на жесткой оранжевой ленте, которая со щелканьем стала выползать из шифровального аппарата на столе клерка. Он мог расшифровать код компьютера, если вердикт был несложным.

Закодированный итог разбирательства гласил:

0–0… 0–0… 0–0…

— У защиты все, — промямлил он и откинулся на стуле, не обращая внимания на отчаянное бормотание подсудимого.

— Господин присяжный поверенный, — произнес судья, обращаясь к клерку, — передайте материалы по присяжному компьютеру.

Клерк быстро ввел в компьютер две ленты. Внутри что-то заурчало, замигали лампочки на контрольной панели. Если можно было подстроить эту штуковину, — в отчаянии подумал Мандин. Или подбить одного из этих клятых клерков набить соответствующий код на ленте. Нет, это исключено. Они были добровольно кондиционированы, как евнухи-добровольцы в древние времена, пожертвовавшие своим мужским началом, чтобы гарантировать себе безбедную жизнь.

В красном окошке зажглись буквы:

ВИНОВЕН

— На работу… — пробормотал подсудимый.

— Мистер Судебный Исполнитель, уведите узника. Приговор завтра в одиннадцать должен быть приведен в исполнение, — произнес судья, сдвинув парик и обнажив наушники. — В судебном заседании объявляется перерыв.