Гермар Рудольф - Лекции по холокосту

С: А что вы можете сказать о заявлениях свидетелей, появлявшихся на публике в последние годы и рассказывавших о пережитом ими во время войны?

Р: В 1995 году я лично переговорил с одним из таких свидетелей. Им был Ганс Мюнх, бывший во время войны врачом-эсэсовцем в Освенциме[892]. Из разговора с Мюнхом, которому в то время было 84 года, я убедился, что его заявления полны внутренних противоречий и что в ключевых местах они противоречат действительности. После настоятельных расспросов Мюнх признался, что его первоначальное утверждение — то, что он лично был свидетелем рассказанных им вещей — не соответствует истине. Столь сильная ненадёжность памяти престарелых лиц, рассказывающих о событиях, которые они якобы лично пережили много десятилетий тому назад, нисколько не удивительна, причём не только из-за возраста этих свидетелей. Ведь на протяжении пятидесяти лет Мюнх был активно вовлечён в данную тему. После войны его неоднократно допрашивали, он выступал в качестве свидетеля на многих процессах, имел тесный контакт с организациями бывших узников лагерей, годами непрерывно читал стандартную литературу «переживших холокост», часто вызывался давать интервью различным лицам и СМИ. Не может такого быть, чтобы все эти факторы не повлияли на его память.

Вскоре после того, как я напечатал мой разговор с Гансом Мюнхом, крупнейший немецкий политический журнал «Шпигель» напечатал короткое интервью с тем же самым Мюнхом — вероятно, пытаясь как-нибудь возместить ущерб, нанесённый мною степени доверия Мюнху. Однако интервью из «Шпигеля» было крайне поверхностным и отличалось вызывающим характером задавания намекающих вопросов, что уже само по себе является способом манипулирования памятью опрашиваемого лица[893]. Ответы Мюнха были столь возмутительны, что один французский прокурор обвинил его в разжигании ненависти. От тюремного срока его спасло лишь то, что он страдал болезнью Альцгеймера в продвинутой стадии[894].

С: Иначе говоря, нам сегодня предъявляют страдающих болезнью Альцгеймера и говорят, чтобы мы принимали их заявления об Освенциме за чистую монету!

Р: Да, дела обстоят именно так. Тем не менее, уже вошедшая в поговорку ненадёжность показаний лиц престарелого возраста о пережитом ими в молодости не мешает средствам массовой информации предъявлять этих «чудо-свидетелей» даже через шестьдесят лет с момента окончания войны, в отчаянных попытках опровергнуть ревизионистов[895]. В середине девяностых был запущен ряд амбициозных архивных проектов исключительно для систематичного сбора и записи заявлений «переживших холокост», уже начавших страдать старческим слабоумием. Один из этих проектов был инициирован в конце 1994 года Стивеном Спилбергом, ещё один — германо-еврейским центром Мозес-Мендельсон-Центрум в Потсдаме (пригороде Берлина) под руководством немецкого еврея и историка Юлиуса Шёпса и американского преподавателя литературы Джефри Хартмана (Йель)[896].

Степень научности этих проектов можно хорошо увидеть на примере проекта Спилберга. Интервью со свидетелями проводят добровольцы, которые перед этим проходят через двадцать часов инструктажа. Большая часть этих помощников — люди, сами затронутые холокостом; не совсем, правда, ясно, что это означает[897].

С: Это, наверно, означает, что они не в состоянии проводить критические интервью, поскольку у них нет базовых знаний по истории.

Р: Это уж точно. Кроме того, это означает, что они эмоционально предубеждены. То, что критическое отношение к свидетелям не приветствуется, можно увидеть из пресс-релиза центра Мендельсон, в котором разъясняются тамошние методы проведения интервью: «Научно оценивать личные воспоминания весьма нелегко, однако именно субъективность рассказов помогает записать исторический опыт, избегая при этом хрупкое изложение фактов, свойственное обычной исторической науке. Подобно психоаналитическим интервью, нужно попытаться, при помощи крайне ненавязчивой техники интервьюирования, дать простор собственным воспоминаниям свидетеля, для обеспечения достоверности рассказов»[898].

С: И что вы имеете против такого метода?

Р: А с каких это пор можно приблизиться к истине, будучи субъективным? Используемая здесь техника интервьюирования называется в социологии повествовательным интервьюированием. Во время таких интервью интервьюер подстраивается под намерения интервьюируемого. Данная техника основывается на людской склонности к повествованию и предоставляет рассказчику всю необходимую ему свободу, вплоть до изложения фантастических историй. Подобным образом интервьюер может узнать о субъективном мыслительном процессе интервьюируемого. Чтобы добиться этого, интервьюер должен подавать интервьюируемому сигналы продолжать свой рассказ, как бы сильно тот ни уходил в сторону от объективной истины. Интервьюер в той или иной степени подтверждает сделанные заявления, тем самым поощряя интервьюируемого продолжать, или даже произносит наводящие слова, чтобы направить интервьюируемого в нужном направлении; в нашем случае эти слова — «газовая камера»[899]. Критичные вопросы не являются частью данных интервью, поскольку они могут прервать или даже остановить поток повествования.