Жан-Пьер Шевенман - 1914–2014. Европа выходит из истории?

Однако если войны не удалось избежать, это случилось в первую очередь не по тем причинам, которые называл Ленин (насыщение внутренних рынков, экспорт капиталов, конкуренция за раздел финансовой ренты и разложение «рабочей аристократии» в странах «центра»). Эти объяснения грешат марксистским экономизмом, который ничуть не лучше экономизма либерального. Катастрофа Первой мировой войны была вызвана в первую очередь геополитическими причинами. Функционирование рынка требует правил; поэтому на нем требуется гегемон . Гегемония Великобритании в длительной перспективе могла сохраниться, только если бы она пришла к компромиссу с державами, находившимися на подъеме: Германией и США. Германская империя не сумела встроиться в эту систему. Поразительный факт: провал миссии Хелдейна, посланной в Берлин английским правительством в 1912 г., во многом объясняется тем, что Вильгельм II отказался допустить ограничение германского военного флота.

Конечно, можно предположить, что масштабный проект «общего континентального рынка», который немецкая дипломатия продвигала в конце XIX в., привел бы к созданию обширного рынка в масштабах Европы, а потом и всего мира. Хотя ни одна из стран Европы и Америки не убрала свои таможенные барьеры, поразительно, что коммерческое соперничество вовсе не препятствовало росту торговли и инвестиций по обе стороны Атлантики. Смогла бы политика понижения таможенных пошлин в Европе и на обоих берегах Атлантического океана в соответствии с доктриной Рикардо открыть путь для более эффективного движения капиталов и производств в индустриальных странах? Никто не сделал ставки на подобную «постепенную эволюцию». В этом проявились изъяны доктрины Рикардо, свойственные экономизму (здесь – в его либеральной форме) в целом.

Лидеры, стоявшие у руля Германии в 1914 г., сделали страшную глупость, когда объявили войну. Хотя они были убеждены в обратном, время играло в пользу Германии: чтобы в этом убедиться, достаточно продолжить кривые ее экономического роста. Германия бы выиграла от мира. Гипотеза о том, что Россия, поддержанная Францией, могла на нее напасть, не выдерживает критики. Что касается Великобритании, то она не смогла бы ничего противопоставить неуклонному росту немецкой экономики, если бы не провокация, на которую пошел Генеральный штаб Рейха, вторгшись в Бельгию. Парадокс Первой мировой войны состоит в том, что ее объявила страна, находившаяся на подъеме. Сразу же настроив против себя Англию, которая спустя три года – не без помощи адмирала фон Тирпица [91], – вовлечет в войну и США, Германская империя добровольно пошла на риск поражения в случае, если война затянется.

Две мировых войны и падение СССР понадобились, чтобы родился мир, чей горизонт – от недостатка ума и воображения – опять сводится к рынку и либеральной демократии, что дало повод американскому историку Френсису Фукуяме в 1992 г. провозгласить «конец истории». Моя гипотеза состоит в том, что мирный переход от одной волны глобализации к другой был невозможен, поскольку правящие классы – в условиях совместной гегемонии двух держав, лежащих по обе стороны Атлантики, – были бы не в состоянии ни вообразить, ни тем более реализовать на практике необходимые социальные реформы и дать ход технологической революции в ряде сфер.

Проект свободной торговли в масштабе мира теоретически был возможен, но, конечно же, недостаточен. К нему требовалось прибавить проект мирового развития и политической координации между Европой и Америкой. Такого проекта не было. Первая волна глобализации угасла вовсе не из-за конфликтов на Балканах, которые сколько-нибудь ловкая дипломатия смогла бы удержать в рамках. Она споткнулась обо что-то неизмеримо более значимое – о противоборство за мировую гегемонию, ставшее неизбежным из-за человеческого ослепления и цинизма. Да и Первая мировая война не смогла установить понимание между двумя берегами Атлантики. Для этого пришлось дождаться 1945 г. и экономического и монетарного преобразования мира в соответствии с Бреттон-Вудскими соглашениями (1944 г). Кажется, что гегемония оказалась слишком серьезной вещью, чтобы ее делить.

Устремления Германии, которые до какой-то степени нельзя не признать легитимными, были дискредитированы пангерманистскими проектами, чей радикализм ( хюбрис древних греков) исключал любой компромисс. Великобритания не могла, сложа руки, смириться с тем, что Германия силой устанавливает в Европе свою гегемонию. США все еще ждали своего часа. Лидеры Второго Рейха решили, что в Сербии могут пойти на риск европейской войны. Не сумев до 1914 г. договориться с Англией о том, что она сохранит нейтралитет, они после вступления в конфликт США в 1917 г. пожали мировую войну. До Первой мировой никому в голову не приходило строить планы развития в масштабе всей планеты. Тем более никто из участников конфликта не мог представить, чем она обернется, сколь окажется жестока, как долго продлится, насколько будет разрушительна и тем более какие колоссальные трансформации за собой повлечет. То, что ни одна из демократических стран не сумела воплотить в жизнь, реализовалось – но какой ценой! – благодаря войне.