Сергей Кара-Мурза - Мысли быстрого реагирования

— государство уже 25 лет переживает перманентный кризис легитимности, ради смягчения противоречий и конфликтов в расколотом обществе оно выбрало соглашательский дискурс, утратив шанс на консолидацию нации и выработку национального проекта;

— «личный состав» страны (его численность, здоровье и квалификация) деградирует, хозяйство приобретает черты слаборазвитой периферийной экономики с соответствующим самосознанием экономически активного населения;

— вышедшее на общественную арену первое постсоветское поколение представляет собой новый культурно-исторический тип с неизвестным в России характером рациональности и потребностей, несбыточными притязаниями и комплексами, почти утративший коммуникации с государством и старшими поколениями, угасающий демографически.

Все это — признаки деградации и ослабления именно духовной сферы, ремонт, воспроизводство и обновление которой входят в ядро приоритетных функций государства. Однако до сих пор даже не встал вопрос о целях, задачах, структуре и ресурсах государственной политики в этой сфере. Принимаются лишь срочные ситуативные решения по типу действий МЧС — с помощью бригад политологов, следующих поворотам конъюнктуры. Нередко ради смягчения актуальной проблемы они наносят непропорциональный ущерб даже ближайшему будущему.

3. В принципе, выделение государственной политики в духовной сфере (культурной, информационной, идеологической и др.) как одной из «политик» допустимо лишь как абстракция, в целях анализа. Любая конкретная политика «пропитана» языком, символами, этикой и эстетикой, т.е. может быть изложена и реализована только во взаимодействии с духовной сферой человека и его общностей. Структурное выделение политики в духовной сфере как особого ведомства уже в послевоенном СССР приобрело характер ошибки «divisio», т.е. неверного структурирования системы власти и управления.

В настоящее время эта ошибка лишь усугублена.

4. Хотя все задачи государства в указанной сфере взаимосвязаны, а не соподчинены, выделим те, которые, будучи нерешенными, порождают цепные лавинообразные процессы деградации всей системы (типа тех, которые наблюдались в Российской империи в 1916-1917 гг. или в СССР после 1987 г.). Здесь — источники системных угроз.

Эти задачи чаще всего не решаются не из-за нехватки ресурсов, а потому, что они игнорируются или неверно формулируются вследствие фундаментально ошибочных представлений.

Первая ошибка уже указана выше («бытие определяет сознание»). Это — грубое расчленение диалектического взаимодействия. Сознание не отражает бытие, а создает его образ. Этот образ складывается в воображении из множества сообщений, выработанных в культуре, а не в объективной реальности. И зло, и добро — образы, созданные в культуре и внедренные в сознание некоторых социокультурных общностей. Объективная реальность — лишь инертное сырье для производства этих образов, ресурс бесполезный, если производство не налажено. Государство, уповающее на стихийное («естественное») воздействие бытия, идет к краху (об этом — у Пушкина в «Борисе Годунове»).

Мифические льготы номенклатуры в СССР были восприняты как нестерпимое зло, которое можно было избыть только свержением власти. А к олигархам, которые гораздо больше заслужили такое отношение, население не испытывает ненависти — не было корпорации, которая бы эту ненависть раскрутила. Американский социолог Дж. Александер пишет: «Для того, чтобы травматическое событие обрело статус зла, необходимо его становление злом… Холокост никогда не был бы обнаружен, если бы не победа союзных армий над фашизмом».

Вторая причина многих однотипных ошибок заключается в том, что мышление советской и российской интеллигенции (как и обыденное сознание) проникнуто эссенциализмом — верой в неизменность (или высокую устойчивость) некоторых сущностей и качеств, якобы присущих общественному (народному и т.п.) сознанию.

Государство СССР (в большой мере и общество) исходило из презумпции, что советскому человеку изначально присущи качества соборной личности, тяга к правде и справедливости, любовь к ближним и инстинкт взаимопомощи. В особенности, как считалось, это было присуще русскому народу — таков уж его «национальный характер». А поскольку все эти качества считались сущностью, данной человеку изначально, то присутствовала неосознанная уверенность, что они и будут воспроизводиться из поколения в поколение вечно.