Александр Зиновьев - Живи

— Борьба за права человека у нас рассматривается как преступление, — промолвил Остряк.

— Я не думаю, что процент самоубийств среди инвалидов выше, чем среди здоровых, — задумчиво заметил Слепой. — Самоубийство есть явление в среде здоровых людей, оказавшихся в нездоровых социальных условиях. И зачем торопиться на тот свет? От смерти все равно не уйдешь, а жизнь хороша сама по себе.

— Жизнь сама по себе ни плоха, ни хороша, — сказал Теоретик. — Она есть факт, и не более того. Жизнь может быть плохой или хорошей смотря по обстоятельствам. В живом организме есть механизм самосохранения. У человека он принимает форму страха смерти. Но этот страх не оправдывает жизнь как таковую. Если жизнь становится невыносимо тяжелой, то самоубийство становится естественной самозащитной реакцией. И тогда лозунг «Умри!» столь же правомерен, как и лозунг «Живи!».

— Основная психологическая ошибка в нашем отношении к смерти состоит в том, что мы на состояние после смерти смотрим так, будто мы вечно будем осознавать, что нас нет и никогда не будет, — проговорил Слепой. — На самом деле смерть есть просто превращение в Ничто, абсолютное исчезновение.

— Жаль, — вздохнула Моралистка. — Я бы предпочла, чтобы мертвые время от времени воскресали, чтобы осознать, что они мертвы, и испытать по этому поводу бесконечную боль и космический ужас.

— Зачем?!

— Хотя бы для того, чтобы один раз данную и короткую жизнь люди проживали более человечно.

— Страх смерти не проблема, — сказал Остряк. — Есть много способов его преодолеть. Один из них — постепенно привыкать спать все дольше и дольше. И, наконец, заснуть насовсем. Тогда грань между сном и смертью расплывается и исчезает. Причем полезно не сразу хоронить, а хранить труп дома как можно дольше. Умирающие должны знать, что и после смерти они остаются дома среди близких людей. Опыт жителей Севера тут особенно интересен. Там к старости люди приучаются спать по шесть месяцев. Их еще в сонном состоянии выносят на мороз. И они на морозе потом «досыпают» годами. Очень удобно. Всем приятно, что родители рядом. И хлеба не просят. В наших условиях можно хранить покойников в специальных прозрачных холодильниках.

— Прекрасная идея! — воскликнул Теоретик. — Жизнь вообще можно построить так, что умирать будет совсем не страшно и даже приятно. Для этого надо следовать определенным принципам. Вот, например, один из них: чем больше сделаешь зла людям, тем приятнее умирать. Но зло имеется в виду не любое, а такое, чтобы можно было позлорадствовать. Мол, попробуйте теперь наказать меня! Опоздали, голубчики! Ах, если бы можно было хохотать после смерти! Земля на кладбищах тряслась бы, как во время землетрясения в Ташкенте или Ашхабаде.

— Я знал одного человека, — начал рассказывать Остряк, — который мог бы послужить классическим образцом преодоления страха смерти. Незадолго до смерти он взял в долг много денег у всех своих знакомых, взял крупную ссуду в кассе взаимопомощи якобы на взнос в жилищный кооператив, взял в месткоме палатку и надувную лодку якобы для туристического похода, совратил одну молодую сотрудницу якобы с намерением жениться на ней и сделал многое другое. Все деньги он прокутил. Продал принадлежавший учреждению спортивный инвентарь и пропил вырученные деньги. Набил морду своему начальнику. Тот подал в суд на него. Когда он пропивал последний рубль, он хохотал так, будто выиграл в лотерею велосипед или телевизор. Особенно смешно ему было оттого, что его не успеют посадить в тюрьму за хулиганство и что с него не смогут высчитывать алименты совращенной им сотруднице. Так он и умер, смеясь и испытывая огромное удовлетворение от содеянного.

Если бы Будда услыхал рассказ Остряка, он вычеркнул бы страх смерти из списка человеческих страданий.

— Что касается меня, — проговорил Бард, — то проблема жизни и смерти для меня решена. Ее решили сильные мира сего. Завтра я обязан выехать в «Атом». Что вам спеть на прощание? Спою «Марш уродов».