Юрий Ласточкин - Царское дело – быль или небыль

«Стрелять в них уже было нельзя, так как двери все внутри здания были раскрыты, тогда тов. Ермаков видя, что я держу в руках винтовку со штыком, предложил мне доколоть этих еще оказавшихся живыми. Я отказался, тогда он (Ермаков) взял у меня из рук винтовку и начал их докалывать. Это был самый ужасный момент их смерти. Они долго не умирали, кричали, стонали, передергивались. В особенности тяжело умерла та особа – дама. Ермаков ей всю грудь исколол. Удары штыком он делал так сильно, что штык каждый раз глубоко втыкался в пол. Один из расстрелянных мужчин видимо стоял до расстрела во втором ряду и около угла комнаты и когда их стреляли он упасть не мог, а просто присел в угол и в таком положении остался умершим».

Из протокола осмотра комнат нижнего этажа дома Ипатьева следователем Соколовым известно, что следы штыковых ударов, и то едва заметные, были обнаружены только на южной стене «расстрельной» комнаты, в «выемке», сделанной до него следователем Сергеевым. Сделаны они были в доске стенной обшивки, а не в полу. В полу же были обнаружены шесть пулевых отверстий, ни о каких штыковых ударах, тем более таких многочисленных, там речи нет. Кроме того, Соколов пишет, что это были следы от удара четырехгранным игольчатым штыком трехлинейной винтовки системы Мосина, тогда как «свидетель» Стрекотин утверждает в своих «воспоминаниях», будто Ермаков использовал взятую у него (Стрекотина) винтовку Винчестера, которая снабжена клинковым, т.е. ножевидным штыком. Так что и здесь очередная неувязка. Просто Юровский/Покровский пытается подогнать под свои «воспоминания» факты, изложенные в книге Соколова: раз там есть упоминание о следах штыка на стене, значит и Юровский включает в свое повествование эпизод с использованием штыка.

Кроме того, в показаниях «свидетелей» опять происходит путаница: по словам одних, например Медведева/Кудрина, в живых осталась только Демидова и штыком докалывали ее, причем делали это «двое из чрезвычайки»; здесь же остаются в живых целых три человека и добивает их штыком один Ермаков.

Охранник М. Летемин также не видел следов штыковых ударов в указанной комнате, осмотренной им вечером 18 июля.

М. Летемин:«Стрекотин мне только объяснил, что на его глазах комендант Юровский «вычитал бумагу» и сказал «жизнь Ваша кончена». Царь не расслышал и переспросил Юровского, а Царица и одна из Царских дочерей перекрестились. В это время Юровский выстрелил в Царя и убил его на месте, а затем стали стрелять латыши и разводящий Павел Медведев. Все то, что я узнал об убийстве Царя и его семьи, меня очень заинтересовало и я решил, насколько возможно, проверить полученные мною сведения. С этой целью 18-го июля я зашел в ту комнату, где произведен был расстрел и увидел, что пол был чист, на стенах также никаких пятен я не обнаружил. В задней стене, по левой руке от входа, я заметил три дырочки глубиною с сантиметр каждая; больше никаких следов стрельбы я не видел. Осмотр я производил уже вечером и торопился, боясь, что кто-либо из начальства заметит, что я интересуюсь этим делом. Следов пуль или штыковых ударов на полу осмотренной мною комнаты я не заметил, крови нигде не обнаружил. По поводу убийства Царской семьи мне еще передавал австриец по имени Адольф, прислуживающий коменданту, что комендант в ту ночь предупреждал его, чтобы он не боялся, если услышит что-нибудь ночью. Тот же Адольф говорил, что слышал ночью какой-то плач, а потом окрик «тише». Более показать ничего не могу.

Протокол прочитан, записан верно. Михаил Иванович Летемин.

Ив. СЕРГЕЕВ»

Как такое могло быть? «Свидетели» и «участники» событий, все как один, утверждают, что расстрел был «взаправду» и восточная стена «расстрельной» комнаты вся была в пулевых отверстиях и брызгах крови, да и пол был весь залит кровью («кровь текла потоками»), а тут один случайный свидетель, просто из любопытства и, главное, никого не предупредив о своем намерении, зашедший в эту же самую комнату буквально на следующий день после «расстрела» обнаруживает в стене всего три неглубоких отверстия и больше ничего.

Авторы-академики сей факт отмечают, но не более. В их исследованиях он вроде бы и есть, т.е. упомянут, но, в то же время, его как будто и нет. Он никак не трактуется, никак не объясняется. Он не вписывается в общую картину «расстрела» со шквальным огнем, потоками крови и яростными штыковыми ударами.