Внутренний СССР: «О текущем моменте» № 8 (32), август 2004 год

И «шахидки» в метро, в автобусах и в авиалайнерах — это лишь конечное звено кровавой цепи: «в начале — таимые от толпы цели закулисно правящего меньшинства, потом — иллюзорные идеи, предназначенные всем недовольным в толпе, далее — реальные деньги, затем на полученные деньги — оружие, после этого — бойцы “сопротивления”, и только в самом конце цепи — террористы и террористки и жертвы террора». И в этой цепи одним из главным звеньев, на котором держится вся цепь террористического интернационала, являются деньги. Кто деньги давал? Кто оружие давал? Спокойно ли спится после взрывов в метро Гайдару и членам его правительства? Не снятся ли им ночные кошмары с криками и стонами раненых и предсмертные проклятья пассажиров взорванных авиалайнеров? — Скорее всего спокойно спится и кошмары не снятся, поскольку такого рода субъекты самонадеянны и бессовестны. Но чтобы девушка из трудовой семьи в результате работы этой цепи смерти превратилась в террористку, надо много, очень много денег потратить. А поскольку, как говорил главный прораб перестройки «процесс пошёл…», то сегодня для его остановки необходимо прежде всего остановить денежный поток, питающий террор, чтобы можно было в более или менее спокойной обстановке вести беседы о смысле жизни.

3. После взрыва в Москве у станции метро «Рижская» СМИ наперебой дают рекомендации по части того, что нужно сделать, чтобы остановить террор. И многие люди хотя и догадываются, но не в полной мере осознают: всякая, даже самая большая и жестокая война в современном технократическом мире заканчивается, как только заканчивается её финансирование. И война в Чечне также может закончиться довольно быстро после того, как сильные мира сего наложат запрет на её финансирование [4].

Но означает ли это, что террористический интернационал прекратит своё существование? — Нет! Деньги — это условие необходимое, но не достаточное, поскольку и тех, кто даёт деньги на террор, и тех, кто жертвуют собой и другими в террористических акциях, как это ни покажется странным, многое объединяет. И для того, чтобы понять, что представляет собой условие достаточное для прекращения террора, необходимо заглянуть в духовный мир некоторых «выдающихся историков», деятельность которых, по очень точному выражению Бориса Пастернака [5], только создаёт изоляцию на проводе истории, но току истории — она не помеха.

4. Жил-был в советские времена такой историк — Михаил Яковлевич Гефтер. Он исповедовал хорошо известные в определённых кругах ещё со времён Великой французской революции и декабристов лозунги «Свободы, Равенства и Братства» и потому в диссидентском и либерально-демократическом окружении пользовался непререкаемым авторитетом. Будучи в какой-то мере провозвестником и идеологом перестройки (сам её прораб — М.Н.Горбачёв прислушивался к его советам), тем не менее, оставаясь один на один со своими мыслями, он задавался вопросом: куда же движется современное общество?

«В моём пионерско-комсомольском и более позднем возрасте спросили б меня, что с мощной колониальной системой станет, уйдёт когда-либо это страшилище? Конечно, ответил бы я, исчезнет, когда придёт-утвердится мировая революция…(выделено нами при цитировании). А вот мировой-то нет и в помине, но и колоний тоже. Колониальные империи ушли без возврата, задержавшись лишь малыми остатками». [6]

И хотя историк, судя по его записям, не понимал, что рабство на Земле никуда не исчезло, а приобретало со временем лишь всё более цивилизованные формы; что всё это происходило и в ХХ веке в том числе и потому, что заправилы романтической мировой революции, хотели не искоренить его, а придать ему ещё более изощрённые формы, — тем не менее его пафос по поводу «свободы, равенства и братства», к концу жизни несколько сник.

«А что, люди стали более равными, если сравнить, держа в голове всё “за вычетом”? Да, в чём-то — более равными стали. А в чём-то, очень существенном, очень больном, очень затрагивающем строй души [7], они стали в другом смысле не-равными… И эта неравность мучает — судорогами, войнами родословных, кровопролитиями… [8]»

В 1994 году, в год смерти историка, началась война в Чечне. Но кровь уже лилась и в 1989, и в 1990, и в 1993. Историк не мог не задумываться о причинах войн и кровопролитий после того, как искусственно нагнетаемое противостояние двух систем (капитализма НАТО и лжесоциализма СССР и Варшавского блока) завершилось, но поскольку по своему мировоззрению он оставался атеистом-материалистом, то истинных причин новых войн понять был не в состоянии. Он лишь видел, что по каким-то причинам общество качнулось в идеалистический атеизм, и это обстоятельство вызывало у него вопросы.