Внутренний СССР: О текущем моменте №2, 2002г.

1. Начало ХХ века знаменуется новым явлением в истории глобальной цивилизации — открытым противостоянием большевизма и троцкизма. В Европе после прихода к власти Гитлера победу одерживает троцкизм, закамуфлированный в одежды германского национал-социализма. В России победа — на стороне большевизма, возглавляемого И.Сталиным. Глобальный Предиктор под давлением усиливающегося общего кризиса капитализма направляет потенциал фашистской Германии на завершение процесса концентрации производительных сил общества по библейскому сценарию. На бляхах солдат вермахта появляется надпись — «С нами бог». Олимпийские игры 1936 года по замыслу Глобального предиктора должны укрепить дух германского фашизма и внушить народам Европы и мира миф о его непобедимости.

2. Большевизм в СССР и настоящие коммунисты — главное препятствие на пути глобализации по библейскому сценарию, а потому для всего мира они должны стать олицетворением зла. Чтобы эта идея овладела умами «цивилизованного» мира, нацисты поджигают здание Рейхстага и начинают судебный процесс над болгарским коммунистом Георгием Димитровым. Димитров, нарушая существующие правила игры, отказывается от принятой в библейской цивилизации процедуры защиты и превращает судебный фарс в суд над фашизмом, что становится своеобразным предзнаменованием крушения планов глобализации по библейскому сценарию.

3. Главный метод троцкистов в борьбе со своими оппонентами — имитация всякой деятельности, способствующей укреплению власти большевиков, что всегда выражалось и сегодня выражается в доведении до абсурда любого начинания, направленного на благо народа, будь то кооперация, коллективизация или индустриализация. Так, в соответствии с этими тенденциями, в процессе перевооружения армии в 1930-е гг. троцкисты в СССР пытаются навязать руководству страны замену всей ствольной артиллерии, пока ещё несовершенным ракетным оружием. В армии возникает «дело Тухачевского», после чего верхушечный заговор в вооруженных силах терпит сокрушительное поражение, а в командный состав Красной Армии вливаются молодые кадры, которые спустя пять лет решат судьбу военного противостояния троцкизма и большевизма. Однако эти молодые кадры не однородны по своему составу: в их среде есть носители большевистского коммунистического мировоззрения; носители кулацкого мировоззрения, многие из которых — бывшие унтер-офицеры дореволюционной эпохи; и ещё не раскрывшийся молодняк троцкистов последующих поколений. При этом необходимо помнить, что троцкизм по существу — психическое явление, характеризуемое внутренней конфликтностью психики индивида, не совпадением в ней информации по оглашению и умолчаний, поэтому троцкизм может прикрываться любой идеологией.

4. К середине ХХ столетия стало очевидно, что ставка Глобального Предиктора на национал-социализм оказалась несостоятельна. Всю вторую половину ХХ века троцкизм в СССР, опираясь на культуру толпо-«элитаризма», методами имитации борьбы «за счастье народное» выдавливал большевизм из руководства партией и страной. И только после того, как два новых поколения вошли в жизнь, троцкизм решился начать критику сталинизма в надежде, что дух эпохи сталинизма уже выветрился из памяти поколений. Перестройка в СССР началась с критики деятельности Сталина и всего, что связано с его именем. Но это и было главной ошибкой троцкистов. Толпа — собрание людей, живущих по преданию и рассуждающих по авторитету вождей, преданий и «священных писаний» и потому троцкисты, поддерживая толпо-«элитаризм» в России, сами стали его заложниками. Идеи большевизма, выращиваемые Сталиным в условиях русской цивилизации не только не ушли в прошлое после его убийства, но, растворившись в будущем, неожиданно для Глобального Предиктора дали совершенно новые всходы.

5. В последней четверти ХХ столетия в России вошло в активную жизнь первое поколение, родившееся после смены соотношения эталонных частот биологического и социального времени и потому оказавшееся способным осознать суть толпо-«элитаризма», вследствие чего оно стало преодолевать его не только в глубинах собственной психики, но и в культуре общества. Это обстоятельство позволило выйти на понимание объективности процесса концентрации производительных сил общества и субъективности концепции управления этим процессом.