Владимир Быков - Два полюса

Во всей мировой истории, пожалуй, самая грандиозная и наиболее, чисто по-человечески, загадочная фигура. По достигнутым результатам и их продолжительности, правда, в стратегическом плане настолько же эфемерным, как и прямые желаемые результаты всех остальных подобных вершителей судеб человечества, Сталину нет равных. О нем много написано. Но написано либо из мести и зависти, как у Троцкого, либо с непомерным желанием придать событиям и поступкам свое собственное авторски-личностное представление об их мотивации, порой ничего общего не имеющего с реальной действительностью, как у Волкогонова, либо с односторонней увлеченностью, как у Радзинского, какими-либо чисто внешними его человеческими характеристиками (вроде хитрости, артистических способностей, предусмотрительности), сдобренных литературными вывертами, и, опять же, собственной интерпретацией событий, представленных нам как бы для украшения самого повествования, либо явно предвзято односторонне, как у очень многих, под впечатлением его жестокости и учиненных им репрессий.

Выделяется среди сталинских биографов английский историк Алан Буллок. В своей книге «Гитлер и Сталин» он делает упор на исторические факты и события. Это читается. Но там, где он, хотя и в меньшей степени, чем предыдущие, касается собственных оценок и, особенно, мотивации решений и поступков своих героев, также плохо воспринимается и по тем же причинам, – видения чего-либо глазами нормального человека, которое просто не может быть адекватным таковому у людей, болезненно одержимых идеями «мирового» масштаба. Нелепостей и глупостей в этом плане настолько много, что становится непонятно, как они могли быть допущены столь опытными авторами.

Волкогонову, например, представлялись совершенно смехотворными обвинения Бухарина в шпионаже, заговорах. Что же должен был сделать Сталин в ответ на ерничание Бухарина? Вызвать на дуэль? Подать в суд за оскорбление? Зачем? Объявить шпионом. По тем временам самый легкий, издевательски простой способ разделаться с подлецом. Действие ничуть не мерзостнее, чем за глаза болтать о глупости и тупости человека, вчера еще тобой восхваляемого с высокой трибуны. Или, удивляясь, он писал: «Разве можно было даже мысленно допустить, что из семи членов Политбюро, избранных в мае 1924 года, шестеро окажутся врагами?!»

Нет, судить о таких людях, дабы добраться до истины, можно и должно только по их конкретным делам. Обратные сказанному теоретизированные рассуждения, например Волкогонова, о неких «догматических (это любимое его слово в критике Сталина), радикальных доктринерских началах, которые изнутри дегуманизировали и «обессиливали» марксизм», – есть элементарная интеллигентская болтовня людей, ничего не понимающих в законах движения человека по жизни. И когда я читаю подобное приведенному, мне каждый раз хочется выдвинуть не менее парадоксальную, но более реальную и более приземленную идею. А не был ли тут гольный сталинский практицизм – строительство угодного ему государства, государства его видения, сопровождаемое просто для потехи откровенно-издевательским театральным представлением в виде периодического изречения этих самых догматических, радикально доктринерских марксистских начал? Вспомните сказку про голого короля. Разве не смешно было слышать простому люду, как в угоднической придворной соревновательности расписывались его одеяния?

Да, Сталин был палач. Но в какой исторической обстановке и при каком окружении? Политических болтунов, приспособленных по своей природе, кажется, лишь к бойне и разрушению, митингам, собраниям и грязной борьбе за влияние и личную власть, вполне, впрочем, естественную в данной среде после смерти их главного лидера. К революции, по большому счету, пришли бандиты. Они жили по законам шайки. Ничего святого, ни честности, ни чести: и Троцкий, и Зиновьев, и Бухарин, и все остальные, за исключением «щепок», которые, по всем правилам, тоже должны были лететь при рубке леса. Вот ему и пришлось доказать, придумав метод нагло-цитатной полемики со своими ортодоксальными противниками, кто из шайки сильнее, хитрее и умнее.

Однако в жизни нет ничего однозначного, и зло здесь оказалось сочетаемым со своеобразным соломоновым судом над первыми лицами, формально не подсудными людьми, когда за все свершенные ими дичайшие преступления их наказывали как бы сами развивающиеся события, сама история. То, что при этом гибли невинные, печально. Но тут, кажется, дело не только в одном Сталине, а и в многочисленных его «помощниках».