Ильнар Салимшин - Путинизм

Политологи изо всех сил пытались осмыслить этот новый тип авторитаризма. Доминирование теорий демократизации подтолкнуло политическую науку к вводящей в заблуждение системе анализа, которая фокусировалась главным образом на движении стран по пути между диктатурой и демократией. В главе 1 я утверждаю, что альтернативный бинарный подход – между хаосом и порядком – оказал большее влияние на российское мышление о политике и более полезен для понимания политики России за последние два десятилетия. Другие ценности – демократия, справедливость, равенство – всегда были вторичными по отношению к определенному пониманию политического и социального порядка. Форма политического порядка, которой придерживалась российская политическая элита, формировалась под влиянием многих факторов и часто оспаривалась внутри системы различными идеологическими и политическими силами. Но в то время как «путинизм» никогда не объединялся в четкую систему убеждений, было достаточно согласия между частями элиты, чтобы говорить об общих элементах мировоззрения, коллективном соглашении о значениях концепций, парадигме, которая навязывала смысл миру и структурировала потенциальные ответы России.

Чтобы понять возникновение этого антилиберального политического порядка в России, я обращаюсь к самому влиятельному антилиберальному мыслителю двадцатого века, Карлу Шмитту, немецкому юристу и политическому теоретику, которого в течение короткого времени в 1930-х годах называли «коронным юристом Третьего рейха». Его научные труды часто остаются «сбивающей с толку» – не только из-за его катастрофической связи с нацистами и его яростного антисемитизма, но и из-за последствий его аргументов для современной политики. Работы Карла Шмитта все еще поразительно оригинальны, но уже не являются незнакомыми – за последние два десятилетия его работы вызвали широкий спектр комментариев и интерпретаций. Статус Шмитта как «главного критика либерализма двадцатого века» оказался непреодолимым как для интеллектуалов европейских новых правых, так и для многих постмарксистских левых.

К концу 1990-х Уильям Шойерман мог написать, что «призрак Карла Шмитта преследует политические и юридические дебаты не только в Европе, но и в современных Соединенных Штатах». Два десятилетия спустя призрак Шмитта преследует либеральную политику по всему западному миру, вдохновляя нелиберальных противников в мощном транснациональном движении «альт-правых» в Америке и Европе и информируя о подъеме волны авторитарных режимов по всему миру. Политические взгляды Шмитта полностью дискредитированы, – пишет его последний биограф Рейнхард Меринг, но в авторитарных государствах, таких как Россия, его ренессанс приветствовался как «свидетельство кризиса в современной либеральной теории» и как вдохновение для новых форм авторитарной политики и права. Влияние Шмитта быстро распространилось и в Китае, как критика либерального мышления, так и – парадоксально – как вдохновение «для тех, кто стремится перейти от авторитарного государства к демократическому государству».

В главе 2 я отмечаю замечательное влияние Шмитта на консервативное политическое мышление в постсоветской России. После короткого флирта с либеральными идеями в конце 1980-х и начале 1990-х годов политические дебаты в России происходили в основном между более господствующими и более радикальными течениями консервативной мысли. Шмитт был важным интеллектуальным источником радикально-консервативного мышления; его апокалиптический стиль и бинарный подход к политике, казалось, идеально подходили для экзистенциального кризиса, с которым Россия столкнулась в конце 1990-х годов. Тем не менее, Шмиттовское мышление вышло далеко за рамки узкого круга последователей правого крыла и сформировало мировоззрение, которое стало влиятельным для большей части российского политического класса. Это не утверждение о каких-либо прямых идеологических влияниях. Попытки идентифицировать «философа Путина», приводя выборочные цитаты из таких мыслителей, как Иван Ильин, обычно вводят в заблуждение. Скорее, в книге излагается консервативная парадигма Шмитта, способ мышления, который определенным образом определяет определенные концепции, имеющие глубокие последствия для политических событий в современной России.

Все парадигмы отдают приоритет одним элементам политического мышления над другими. Для Шмитта это концепция суверенитета, понимаемая не в юридических терминах, а как способность принимать решения, свободные от ограничений либеральных идей верховенства права или международных норм и соглашений. В главе 3 я исследую, как это понятие «суверенитета как свободы» – свобода объявлять исключение – стало движущей силой российской внутренней и внешней политики при Путине. С самого начала своего президентства Путин отдавал приоритет возвращению в Кремль суверенного процесса принятия решений в качестве основы для восстановления политического порядка, возвращения власти регионам, политическим партиям и гражданскому обществу, олигархам и международным акторам. И все же правило через исключение – готовность нарушать правила – бросало вызов самому порядку, к которому стремились власти.