Артур Шевененов - Стратегическая /ир/рациональность против таутентики. Поворотный момент к новейшей триаде политологии

В самом деле, нацисты достигли зияющих «высот» в проведении «научных» опытов, задел чего во многом будет унаследован коллективным Западом, или его гегемоном. Но сия репугнантность имеет избыточную цену, о которой надлежит не забывать радетелям «прогрессивной научности» и ратаям самых критериев таковой – притом, что то и это пришло с Запада купно с нравственными эксцессами, свидетельствующими скорее о деградации. Лысенко же так и продолжит являть печальный пример все испробовавшего и всем рискнувшего, – ошибившись в пятке случаев, но не из пятисот ли? – не столько ради собственного эго, сколько последним – во спасение самой возможности выбирать и думать. Крайне несимпатична его рябая мордашка с жгучими углями колкоцепких глаз. Но не бесами ли глядят мнимые ангелы-просветители о светлых челах да благонамеренных очах, в своей то ли клубной глумливости, а то эпигонской фанатичности, как и – животном властолюбии под личиной духовности?

Давайте посему видеть связи, зря в корень. Полное – проще . Памятуя, что совесть – прежде гигиена и физкультура разума, и лишь затем – экзальтированные, самовозгоняемые эмоции как интенсивность заявляемых либо сигнализируемых предпочтений. Мнимо безотчетное даст отчет пытливому.

Здесь, видимо, нелишне было бы оговорить применение некоторых, довольно расхожих и удобосмешиваемых терминов, заодно наведя мосты (в значении несколько ином и куда более полном, нежели подразумевается тезоименитым величанием власть предержащих пунктом ниже). Этак, не исключено, именно на полноте сродного обретаема простота – или же красота концептуализации наряду с ясностью всего обсуждаемого.

Итак, упоминалась выше эффективность, которая и впрямь стала во главу угла, видимо в духе протестантской этики, в американскую Прогрессивную эру столетней давности. Эффективность как эквивалент добродетели (наряду с инвестиционной удалью как мерилом аскезы), во многом чуждой не только отдельным общностям (известным «цветным» меньшинствам) внутри страны, но и всяким альтернативным путям-моделям вовне (с их трудовыми подвигами вне офиса). Все это – купно с практиками, не сопряженными с максимизацией эффективности, включая и потребление алкоголя, – объявлялось вне закона либо всячески дискриминировалось, подавлялось, изживалось. В раннюю пору разгула сей мамонопоклонной добродетели под раздачу попал и приснопамятный Эдгар По – возможно, не только за излишне творческий род занятий, едва ли сопряженный с добропорядочной контролируемостью, как не столько и за пристрастие к Бахусу, но где-то за предполагаемую связь того и другого. Тем самым, конец личности был предрешен, дескать, не печальным фактом вытеснения всего выдающего средненькими критериями рыночного фильтра (что обычно приписывается плановой «уравниловке»), словно опасного и не вполне постижимого девианта, но якобы несочетаемостью образа жизни с всепромыслительной «невидимой рукой».

Которая была провозглашена Смитом, уточнена же с оговорками в пользу «слабой» версии (сравнительных, взамен абсолютных, преимуществ) тщаниями Рикардо. Неважно, что за этой последней инициативой стояли вполне своекорыстные лоббистские соображения; впоследствии, как и задним числом, средь прочего и сии мотивы, и печально памятные Опиумные войны (с элементами выколачивания из потенциального торгового партнера податливости канонерками), – все будет изящно обосновано теоретически (за кои выкладки и Нобелевские специально учрежденные премии воспоследуют).

Чем же обосновано, как не пользой «свободной» торговли (шире: «открытого», или уязвимого для хищных игроков да искаженных разменов, общества)? Но теория пошла далее, в сущности вернувшись к истокам поиска эффективности. Причем чаще всего под последней подразумевается в западной литературе именно затратная эффективность (cost efficiency): отчего-то долгое время считалось, что игроки рациональны, а потому непременно станут выжимать все до копейки из каждого проекта в смысле затратных статей, – не столько закупочные цены сбивая (что не всегда возможно, разве влиятельным покупателям-олигопсонистам, остальным же чаще приходится мириться с входными как ограничениями либо извне задаваемыми параметрами), сколько оптимизируя перестановками да комбинациями с учетом данных и зАданных. Обычно, вне производственной фазы, это происходит посредством обменов, что далее микро-уровня вполне связуется с теорией торговли. Итак, торговлю можно представить не чем иным, как эфиром или механизмом действия «невидимой руки» рынка, а именно – оптимального распределения, Парето-оптимизации как выжимания последних («граничных») резервов условно-бесплатного улучшения, т.е. всего, предваряющего упрямый размен.