Артур Шевененов - Стратегическая /ир/рациональность против таутентики. Поворотный момент к новейшей триаде политологии

Так что там с нашим «логическим» рядом, выдающим скорее свыкание, нежели проницание, в свойственной спекулятивному дискурсу манере? Все и впрямь проще рассматривать в контексте «другого» и связи друг с другом. Так, сталинизм породил массу «неудобств»; но каков размен , или каковы сравнительные цены альтернатив в смысл ставок и «целеполаганий» в контексте нарождавшихся драматичных событий, накануне ли оных или в связи с [ретроспективно] предполагаемой вероятностью вызвать, спровоцировать либо ускорить оные своими действиями – внеконтекстными (этакими проактивными инвариантами) ли, ответными (реактивными, но в основном по-прежнему направленными внутрь) – или же выбором вдолгую, что не может не просочиться вовне в части и составе «экстерналий», не вполне намеренных и не всегда контролируемых следствий не до конца учтенных «расторгов».

Опять же, принято полагать, что сталинизм как минимум коррелировал с голодом и куда как каузативно связан с репрессиями, подавлял прогрессивное научно-институциональное развитие и живился с массовых доносов. Не лишен пикантности и тот момент, что последнее обстоятельство наиболее яро порицают ровно те, что склонны не перебирать средствами: поддержали подобные меры как в пост-майданной Восточной полу-Европе (условно и мягко: полуколонии среди прочих себе подобных филиалов западной квази- или пост-империи), так и на «широко-глубинном» Западе (в самой метрополии в контексте недавних околовыборных событий, а впрочем – в порочной «гармонии» с историческим опытом реформатских общин, печально славящихся неусыпной бдительностью на всех этапах и уровнях становления). Тогда подбросим подобной аудитории привычный ей пробный шар для разминки: что, если репрессии 1937—38го годов были продолжением Гражданской войны, где мало какие фракции щадили оппонентов или терпели альтернативы (опять же, подобно ныне наблюдаемому на всем западном ареале)? Разумеется, меж двумя крайними полюсами – ставшим массовым явлением наличия невинных беспризорных детей из «бывших» (что само по себе, как эксцесс или «экстерналия» идейно-гражданского противостояния, может рассматриваться как едва ли не тягчайший урон «людскому капиталу») versus присутствия групп отъявленных и опасных друг для друга противников (возможно, и далее вынашивавших реваншистские планы, в том числе силами и средствами офицерского корпуса из бывших же, часть коего подозревалась в сотрудничестве с империалистическими спецслужбами) – присутствует прослойка и гражданских, рискующих попасть под раздачу, представляя смешанный тип меж «детьми» (невоенными) и «не детьми» (идеологически заряженной интеллигенцией, не в последнюю очередь – научно-исследовательской).

Разумеется, вольно возразить: это-де проблема неискушенных и неумелых Советов, что им подбрасывают провокации, и их вина, что реагируют не лучшим образом. Но ведь драма шире обозримой трагедии, и дело еще в том, что молодая Страна борется с дилеммой индустриализации versus решения продовольственного вопроса в условиях послевоенной разрухи и шаткого баланса временных средств, таких как НЭП и военный коммунизм (рудименты коих также затянутся вплоть до крушения, так полностью себя и не изжив). Одно противоречит другому, и дело уже не в якобы конфликтных мотивах-стимулах для двух классов, неодинаково заинтересованных в революции, но, неизменно, – во все том же упрямом его величестве Размене – неумолимой оптимизации в условиях ресурсной редкости и острых бюджетных ограничений ввиду и по мере разрастания фронта задач, в том числе извне генерируемых либо задним числом конструируемых .

Почему же это большевики не сумели предложить «привлекательной для всех модели»? Дескать, Гитлер-то смог! (Расизм, основывавшийся на американской сегрегации Прогрессивной эры, и породивший позже апартеид на той же правдоподобно-благостной почве « необходимости-свободе всякой общности развиваться изнутри себя, не переплетаясь»; а впрочем, тем «императивнее» всем общностям вскорости стало наследовать одной-единственной модели, сингулярной парадигме, выхолощенному архетипу, вырожденному первофеномену, стилизованному этосу, – как ни попахивай подобная безальтернативность фашизмом по тому же Грамщи, что несколько мягче станут позднее именовать «глобализмом», отпуская мелкие мультикультуральные реверансы и опуская нюансы различения куда крупнее.)