Артур Шевененов - Истопись. Eistopeis

Это все возможно было предвидеть без ворожбы, мнимой мощи эконометрического data-mining, слепого «машинного обучения», прочих мириад деферентов и калибровок, подобно Стандартной модели, ищущих громоздкими упрощениями охватить хоть ничтожный дополнительный процент «темных» материи-энергии. Но налицо технический парадокс технического же прогресса: располагаем методами и средствами – будем их использовать, причем максимально, ибо линейность ожидания mapping (перехода затрат в выхлоп) столь правдоподобна, что и от нее отказаться горше смерти и позора. Тем паче – гибели-сраму «на миру», коллективных, как крайнего сценария «совместного сползания» и «дольней комплементарности». Когда сам факт тотальной и безусловной поддержки всех всеми (и, тем самым, тривиальный – самих себя, причем вне возврата к себе как самобытности), в том числе сетеподобной поддержки метода либо цитирования, упирается в критерий престижа, мета-ценности рекуррентного характера. Даже притом, что само пребывание (присутствие) в подобном клубном режиме тождественно представляет опасность, создает сценарий ухудшения как достаточный для устойчивости совместной деградации, внешне даже выглядящей как потенциал агломерации либо позитивной отдачи к масштабу ( increasing return to scale, IRS ). Возможно, и потому, что IRS формально неотличим от отрицательной риск-аверсии, т.е. эквивалентен исканию риска, пусть безрассудного как аспекта чистой иррациональности либо аддикции (к адреналину-дофамину ли, серотонину или эндорфину), мнимо упирающейся в предпочтения, – опять же, столь же неисследимо экзогенные, сколь и манипулируемые. На примере функции Кобба-Дагласа:

Сет A: Роль эффекта масштаба, отношения к риску

Спор о традиционности и нетрадиционности (привычно сворачивающийся к иллюзорной подмене связкой либеральности против консервативности), как правило, не ведет ни к чему – или, вернее, гарантирует тупик и пике эскалации в недалеком будущем. Не посещало ли вас подозрение, что все без исключения «фундаменталисты», как правило, представлены нелепыми реконструкторами (отчасти и реноваторами, но всяко в смысле re-construe, «перетолковать»), едва способными не то что основы вместить (не тождественные азам из брошюрок, спускаемых извне), но и мысль строить – изъяснять себя себе же? Будь то восточноевропейские нацисты, или ближневосточные джихадисты, или крайнезападные неопагане (также именующие себя «традицией») и квазихристиане (их меньшинство, но громкость их всех уравнивает эффективный вес с прочими, в рамках портфельного неразличения ) – разницы сущностной не существует. И оттого, насколько притязают на непримиримую и несмешиваемую автохтонность, настолько же внушаемы из столь же крайних, клубных канцелярий. Таковыми, несомненно, были все, наполнявшие «сеть поддержки» нацистского Рейха – что фанатичные недоумки (надо сказать, сами едва ли близкие к оптимуму при всей нетерпимости к «отклонениям», и зачастую сами же будучи носителями таковых), что не менее фанатичная интеллигенция, в частности из числа подписавших «Письмо девятисот». Горе – общности, где интеллектуалы удобосклоняемы к худшему – будь то извне или изнутри – вместо того, чтоб вести к лучшему: кажется, черное и белое для них поменялись местами, и процесс представляется им правдой.

Опять же, бессмысленно и невозможно строить дискуссию на предпочтениях, пусть и утвержденных историческим узусом либо, напротив, таковым пренебрегающих. Мы-де нетрадиционные, и значит вы, традиционные, нам враги (и наоборот). Мы другие, потому оставьте нас в покое; вы другие, и тем хуже для вас. Диссоциативные идентичности «OR» быстро вырождаются до исключительных, непримиримых «XOR». Но даже неиллюзорный факт принадлежности или непринадлежности придется обосновывать с точки зрения благого и лучшего. И всяко не стоит уходить от меры правды в вопросе: от этого невозможно будет отмахнуться, сведя к вкусовщине.

В подобной связи возвращаемся к критике талебовости, которая также центруется вокруг традиции, причем как коррелята оптимальности. Кажется, наметив верную цель (условно говоря, вершину горы), выбрал не лучшие средства. (К примеру, к пику случается идти либо слишком долго, либо слишком опасно без учета подверженными горной болезни перепадов давления, а то и вовсе по воздуху пытаться взять, где и вертолет не всякий удержится). А ведь худшие или сомнительные пути – это как с технологиями, им же обсуждаемыми: могут оказаться сродни репугнантности, пусть и с иного подхода. Этак крайности вновь союзны о худшем : ложно-подменный идеализм сходится с недолжным цинизмом.