Алексей Цветков - Марксизм как стиль

– Мне нравится! – с восторгом говорит девочка

– Да. Мне тоже нравится – соглашаюсь я, но без её энтузиазма. Не хочется объяснять дальше, про то, что весь этот яркий, творческий и сладкий коммунизм устроен и оплачен крупной корпорацией как часть её рекламной политики.

До какого-то возраста, примерно совпадающего с попаданием в школу, большинство детей работают с удовольствием, ещё не выучив, что труд это необходимость выживания и библейское проклятие за первородный грех, а вовсе не возможность сделать мир лучше и узнать больше.

Британские социологи выяснили недавно, что до 10 лет дети в своих устойчивых компаниях всё, что у них есть, склонны делить поровну и только после, когда эта наивная «уравниловка» не находит поддержки в открывающемся им опыте взрослых и в массовой культуре, они начинают делить со всё большим учётом затрат, полезности и вложений, а ещё позже становится принципиально важно, что, сколько и кому изначально принадлежало т.е. в чьей формально находилось «собственности». Подобные наблюдения создают вечную и призрачную надежду на то, что если за ещё не взрослых людей, не «социализированных» пока по правилам системы, вовремя взяться, то можно получить совершенно других взрослых, способных к другим и более достойным отношениям друг с другом.

В конце 1980-ых, когда я сам был подростком, нам в лица с надеждой вглядывались «коммунарские педагоги», мечтавшие «похитить детей» внутри советского недосоциализма, как это сделали «мокрецы» в «Гадких лебедях» у Стругацких. Вглядывались, в расчете на сверхчеловечков.

Но у тех школьников из фантастической книги были полуволшебные, мутировавшие «проводники», не совсем люди, учившие их ставить неразрешимые в мире взрослых и единственно важные вопросы – снова сверхъестественное, мифологическое, волшебное вместо революционного.

Джельсомино обладал волшебным голосом, разрушавшим тюрьмы в стране, где «все деньги были фальшивыми». Буратино изначально содержался как таинственный дух в говорящем полене и только потому смог победить Карабаса и открыто плевать на «Тарабарского короля». Это проклятый вопрос: откуда в прежнем обществе возьмется тот, кто способен жить по-новому и преодолеть старое? Но есть и другой вопрос: если чудес не бывает, полено не говорит и потусторонней помощи не будет, т.е. если изменение отношений вообще невозможно, откуда в наших головах берется мечта об этом изменении и почему тогда человечество вообще менялось? Пожалуй, только Чиполлино был последовательным революционным лидером, не прибегавшим к секретной магии и полагавшимся на самоорганизацию трудящихся. Но и в этой сказке детям не объясняется, откуда он такой решительный и упрямый взялся, и почему ему было нужно больше, чем остальным его братьям из луковой семьи? Как и в любой сказке, нам предлагается верить в чудеса т.е. в неучтенные обстоятельства.

Кто были педагоги-новаторы, «коммунары», которые в 1980-ых так нравились себе в роли «мокрецов» и которые так верили в нас, как в «других детей» с новой лексикой и новым мышлением? Кто были те, кто казались нам интеллектуалами, кому мы отвечали ответным уважением, потому что они так высоко нас ставят и столь многого от нас ждут? Большинство из них были болтунами с гитарами, «психотренингами», ночными «ролевыми» бдениями и смутными симпатиями к Эриху Фромму, о котором они знали из брошюр советских бичевателей ересей. Самые совестливые и пытливые из них закончили необратимым помешательством и принудительным лечением. Самые настойчивые и упорные, устав от роли «мокрецов», основали потом «Китеж» – общину альтернативных педагогов в калужской глуши со своей церковью, общим полем, гаражами и лесопилкой, где вполне успешно помогают оставшимся без родителей подросткам подготовиться к нормальной жизни в большом обществе. А другая, более радикальная и ортодоксальная «ветвь» их движения, открывшая научные формулы счастья и справедливости, основала собственную аграрно-духовную общину под Харьковом, нынешние порядки в которой сильно напоминают революционную Кампучию Пол Пота в миниатюре – всё свободное пространство завешено мотивирующими лозунгами, полный контроль «теоретиков» над речью, распорядком дня, питанием и сексуальной жизнью простых «практиков», 15-часовой рабочий день и принудительное ведение «открытых» дневников, которые называются «внешняя совесть».