Михаил Хазин - Лестница в небо. Диалоги о власти, карьере и мировой элите

Так вот, кризис 1929-1945 годов и был финальной схваткой монополистического капитализма с финансовым:

«...финансовый капитализм родился около 1850 года и умер насильственной смертью в сентябре 1931, с крахом международного золотого стандарта...

Вследствие этого господство в экономике финансистов, таких как Роштильды, Морган, Мирабо [688] Швейцарская банковская семья; банк Mirabaud & Cie существует и сегодня. , Баринг, Монтегю Норман [689] Директор Банка Англии в 1920-1944 годах. и даже Ивар Крюгер закончилось, и им на смену пришли крупные монополисты, такие как Дюпон, Мелчетт [690] Британский промышленник, создатель Imperical Chemical Industries, и сегодня являющейся крупнейшей промышленной компанией Великобритании. , Леверхульм [691] Еще один британский промышленник, один из основателей Unilever (Knorr, Lipton, Dove – это некоторые из ее брендов). , Рокфеллер, Форд, Наффилд [692] Уильям Моррис, виконт Наффилд, основатель британской компании Morris Motors. и другие» [Quigley, 1979, р. 393-394].

Что же касается куда более масштабного кризиса, связанного с окончанием третьей эры экспансии и вступлением в эру конфликтов, то он нам еще предстоит, и в этом, по Квигли, заключается трагедия XX века. Но его же теория дает и надежду – на новый инструмент экспансии, который сумеет выйти победителем из схватки с институализировавшимся монополистическим капитализмом.

Читатель.Ну что, теория Квигли действительно многое объясняет. Кроме одного: а при чем здесь властные группировки? Какого банкира ни возьми, он будет за дорогие деньги, и точно так же любой промышленник – всей душой за дешевые. Историческая необходимость, судьбы цивилизации и так далее; хоть убейте, я не вижу здесь интереса к изучению отдельных группировок.

Теоретик.Господин Смит недоволен, но вынужден с вами согласиться. Описание эволюции цивилизации в теории Квигли (шесть сфер деятельности, семь стадий, инструменты и институты) вполне самодостаточно; инструменты и институты конкурируют между собой без каких-либо сознательных усилий отдельных личностей. Рокфеллеры сменяют Морганов не в результате хитрой интриги, а в силу большей эффективности института, который они контролируют. Отдельным людям, и даже целым группировкам нет места на величественном полотне, охватывающем целые народы и континенты.

Читатель.Так с чего же Квигли заинтересовался властными группировками?!

Теоретик.Пока не знаю, отвечает господин Смит. Попробуем поискать ответ в главной книге профессора – «Трагедии и надежде». Как она развивает цивилизационную теорию? Какие властные группировки сумел обнаружить Квигли, и по поводу каких событий? Включил ли он эти властные группировки в свою модель цивилизации или упоминал их возникновение наравне с другими историческими фактами? И самое главное – понял ли Квигли реальное устройство Власти [693] Применительно к Истории это понимание можно сформулировать так: субъектами исторических действий являются властные группировки, а не контролируемые ими организации (вроде правительств и корпораций) и уж тем более не первые лица этих организаций (вроде президентов или официальных владельцев). , или только случайно прикоснулся к ее тайне?

По первоначальному намерению Квигли, заявленному уже в предисловии, «Трагедия и надежда» действительно должна была стать применением его теории к современной западной цивилизации. События XX века следовало осмыслить как определенный этап эволюции Запада – замедление третьей волны экспансии и начала третьей эпохи конфликтов.

Вторая мировая война и возникшее уже через несколько лет после нее ядерное противостояние США и СССР превосходно укладывались в эту схему – вместо планомерного распространения своего влияния на «периферию» (к которой Квигли относил не только Российскую империю, но и Германию) западная цивилизация столкнулась с ее активным сопротивлением. Уже в первой главе Квигли формулирует новый исторический закон, объясняющий, почему у вроде бы «отсталой» периферии получается успешно противостоять «ядру» цивилизации:

«Распространение материальной культуры из центра цивилизации в ее периферийные области и далее, к народам с совершенно другим общественным строем, приносит странные результаты. Когда элементы материальной культуры передаются от центра к окраинам внутри одной и той же цивилизации, они имеют тенденцию усиливать периферию по отношению к центру , поскольку центр ограничен в использовании результатов таких изобретений старой правовой системой [отсутствующей на периферии]» [Quigley, 1966, р. 13].