Михаил Хазин - Лестница в небо. Диалоги о власти, карьере и мировой элите

В 1930-е годы этот инструмент оказался институализирован в монополистический капитализм , и общество в третий раз вступило в эпоху кризиса» [Quigley, 1979, р. 145].

Читатель.Ничего так кризис – Великая депрессия, а потом еще и Вторая мировая война! И все это из-за превращения промышленности из инструмента в институт?

Теоретик.Вторая мировая война – да, а вот насчет Великой депрессии не совсем. Третья эра экспансии продолжалась 200 лет, и за это время много чего случилось (Наполеоновские войны [684] В Наполеоновских войнах, затронувших только Европу, погибло до 6 млн человек из 250 млн тогдашнего ее населения; во Второй мировой – до 85 млн человек из 2300 млн населения всей Земли; в процентном соотношении вполне сопоставимые потери. , например). Внутри «большого цикла» экспансии Квигли выделяет несколько «малых циклов», на каждом из которых внутри общегодля всей эпохи инструмента экспансии (промышленного капитализма) создавались (а потом институализировались) новые экономические технологии:

«Мы можем выделить следующие этапы: 1) аграрная революция [685] Квигли имеет в виду Британскую аграрную революцию XVIII века, заключавшуюся в переходе к четырехпольной системе севооборота (пшеница, ячмень, турнепс, клевер), позволившей избегать истощения почв и повысить среднюю урожайность зерновых в полтора раза. с 1730 года, 2) промышленная революция с 1770, 3) финансовый капитализм с 1850, 4) монополистический капитализм с 1900» [Quigley, 1979, р. 391].

Квигли уделяет главное внимание двум последним способам организации капитализма – финансовому и монополистическому. Финансовый капитализм, в его представлении, возник внутри промышленного в ходе строительства железных дорог – слишком дорогих для любого отдельного капиталиста. Чтобы построить железные дороги, требовалась консолидация разных капиталов, и тут к делу подключился давно существовавший банковский капитал. Столетиями жившие только за счет кредитования, банки увидели новый способ заработать – инвестиции во вновь создаваемые отрасли промышленности, позволяющие получать контроль над крупными корпорациями и участвовать в их прибыли. Обычные банки тут же стали инвестиционными, капитализм получил мощный приток новых средств, а найденный эффективный инструмент стал быстро трансформироваться в институт, претендующий на мировое господство (помните цитату про «создание мировой системы управления в частных руках»? вот это она и есть).

Однако, профинансировав создание огромных промышленных корпораций (где железные дороги, там и сталь, и нефть, и электричество... весь современный мир создавался вокруг инвестиционного бума конца XIX – начала XX века), инвестбанки (подобно капитализму Маркса) породили своего могильщика: монополистический капитализм. Корпоративная (то есть находящаяся в совместной собственности различных владельцев) форма капитализма позволяла компаниям не только передавать пакеты акций инвестбанкам, но и самостоятельно размещать их на биржах, а также продавать их другим компаниям. Тем самым возникла (и была сразу же использована) возможность появления корпораций, не связанных с банковским капиталом (а напротив, способных создать собственные инвестбанки). На первый взгляд кажется, что нет никакой разницы между корпорациями, созданными банками, и банками, созданными корпорациями – там и там одинаковые буржуи. Однако Квигли отмечает принципиальное разногласие между этими двумя формами капитала [686] Очевидное в 1961 году, когда доллар еще имел золотое обеспечение, и совершенно непонятное в 2015-м, когда золото превратилось в сырье для ювелиров. :

«Международный золотой стандарт стал главным механизмом, с помощью которого предложение денег сохранялось низким, а их цена – высокой. Высокая цена денег была выгодна кредиторам... но одновременно она означала низкие цены на товары и ставила в невыгодное положение заемщиков и товаропроизводителей» [Quigley, 1979, р. 393-394].

Фундаментальные интересы банков и корпораций (финансового и монопольного капитализмов) были противоположны: банкам были выгодны дорогие деньги и дешевые товары, монополиям – дешевые деньги и дорогие товары. Подобное противоречие не могло не вылиться в прямое столкновение двух инструментов, один из которых – финансовый капитализм – уже практически превратился в институт [687] В какой институт? Да в тот самый, с которого мы начали нашу главу: в сеть Центральных банков, контролировавших всю экономическую жизнь Запада в первой трети XX века! .