Коллектив авторов - Многосторонняя дипломатия в биполярной системе международных отношений (сборник)

Вместо принятия многосторонних обязательств американское руководство предпочло развивать двусторонние связи с государствами Ближневосточного региона. В начале 1957 г. правительство США выступило с инициативой, получившей позже название «доктрина Эйзенхауэра». Эта инициатива предполагала использование американской экономической и военной помощи, а также отправку вооруженных сил США в регион по просьбе правительств государств, которым угрожает «международный коммунизм или страны, контролируемые международным коммунизмом» [454].

Реакция азиатских членов Багдадского пакта на «доктрину Эйзенхауэра» в целом была положительной, тем более что США вскоре вступили в военный комитет пакта. Страны «северного яруса» прельщала возможность увеличения американской помощи, хотя премьер-министр Пакистана Х. Сухраварди на совещании ближневосточных участников пакта в Анкаре в конце января 1957 г. заметил, что «доктрина Эйзенхауэра» представляет вызов, на который обязательно последует ответ Советского Союза [455].

«Доктрина Эйзенхауэра» была направлена на сдерживание влияния СССР и Египта в Ближневосточном регионе и на защиту американских экономических интересов. Одной из главных целей этой доктрины было недопущение создания под египетским лидерством антииракской коалиции, изолировавшей бы единственного арабского участника Багдадского пакта в арабском мире. США активно способствовали началу сближения Багдада и Эр-Рияда. 6–7 февраля 1957 г. в Вашингтон прибыли король Саудовской Аравии Сауд и наследный принц Ирака А. Иллах. В результате их встречи Эр-Рияд занял более примирительную позицию в отношении Багдадского пакта.

Ограниченность финансовых возможностей США вынуждала американское руководство концентрировать внимание региональных участников Багдадского пакта на осуществлении реально достижимых программ, таких как, например, строительство стратегической автострады и параллельной ей железной дороги Карачи-Стамбул, которая должна была связать Пакистан, Иран, Ирак и Турцию [456]. Стремление американского руководства дистанцироваться от проектов, требовавших серьезных капиталовложений, проявилось при создании Центра ядерных исследований в Багдаде, который, как указывал М. Райт, был первым совместным проектом Багдадского пакта, но, несмотря на членство США в экономическом комитете пакта, был от начала и до конца реализован силами Великобритании [457].

Очередным камнем преткновения в отношениях между членами Багдадского пакта стал вопрос о Кашмире. В июне 1957 г. в Карачи состоялось третье заседание Совета министров Багдадского пакта, на котором Х. Сухраварди пытался вывести дискуссию к вопросам военного планирования в случае т. н. «непрямой агрессии». Незадолго до этого заседания Х. Сухраварди, выступая перед Национальной Ассамблеей Пакистана, оправдывал членство Пакистана в Багдадском пакте исключительно лишь наличием угрозы со стороны Индии. Ирак, находя кашмирский вопрос схожим с проблемами арабо-израильских отношений, поддерживал Пакистан, в то время как Турция и Иран предпочли не вмешиваться в индо-пакистанские отношения [458].

Позиция, занятая пакистанским лидером, заставила задуматься британских дипломатов. Верховный комиссар Соединенного Королевства в Пакистане А. Саймон отмечал: «Если мы рассматриваем [Багдадский] пакт как военную организацию, нацеленную на оборону данного региона от русской агрессии, то членство Пакистана мало что нам дает… но если мы относимся к этому пакту как инструменту распространения политического влияния, … то ценность участия Пакистана очевидна. Обратной же стороной членства Пакистана в пакте являются те трудности, которые он создает нам, используя пакт для собственного усиления против Индии» [459].

Великобритании приходилось учитывать специфику восточной дипломатии, когда региональные политики одно говорили своим западным союзникам, другое – коллегам из соседних стран, третье – собственному народу, а их действия нередко противоречили сделанным заявлениям. Так, некоторую озадаченность вызвало в Лондоне поведение А. Мендереса. Турецкий лидер, называвший Г. А. Насера главным врагом Багдадского пакта, летом 1957 г. заметно убавил свой критический тон в адрес президента Египта, посетил футбольный матч сборных Турции и Египта и принял участие в приеме, который устраивал поверенный в делах Египта в Анкаре по случаю очередной годовщины египетской революции 1952 г. Британская дипломатия расценила поведение А. Мендереса как попытку обозначить лидерские позиции Турции в международных отношениях в регионе, ослабленные членством Турции в Багдадском пакте [460]. Примирительные жесты в сторону Египта контрастировали с крайне жесткой позицией Анкары по сирийскому вопросу.