Борис Капустин - Рассуждения о «конце революции»

Миссия «правильных» или «славных» революций, как они трактуются консервативной мыслью, заключается именно в том, что они восстанавливают традицию после ее злокозненных разрывов «неправильными» революциями. Революция как возврат , как «консервация и исправление» (порушенной «части старой конституции») – это то, в чем Берк видит главное отличие и главное преимущество Английской революции (в смысле Реставрации 1660 года и «Славной революции» 1688–1689 годов) в сравнении с Французской революцией. См.: Берк, Эдмунд. Размышления о революции во Франции . Москва: Рудомино, 1993, с. 27. Отметим попутно, что современное российское консервативное отвержение Октября (вместе с Февралем) не может повторить эту берковскую операцию различения «правильных» и «неправильных» революций и потому вынуждено представить любую революцию как «губительную». Это, с одной стороны, является свидетельством отсталости отечественного консервативного мышления, а с другой стороны, признанием отсутствия – даже на уровне культурного воображения – той «органической» традиции, которая вообще поддается реставрации и «обратному склеиванию» после ее прерывания «губительными» революционными событиями. Говоря прямолинейно, 1991 год невозможно представить в качестве российской «славной революции», восстанавливающей традицию, порушенную Февралем и Октябрем.

Хотя кое-кто продолжает экспериментировать и с этим способом делать антиреволюционную прививку. Так, А. Дворниченко заключает свою монографию следующим выводом: в России «никогда не было революций и, видимо, уже не будет». У нас возможен только «изрядно потасканный бунт». «Волею судеб (?) Россия оказалась именно в числе тех стран, где революции невозможны» (Дворниченко, А. Ю. Прощание с революцией . Москва: Весь Мир, 2018, с. 269).

См.: Фюре, Франсуа. Постижение Французской революции . Санкт-Петербург: ИНАПРЕСС, 1998, с. 20.

См.: Oakeshott, Michael. Experience and Its Modes . Cambridge: Cambridge University Press, 1966, p. 103.

Беньямин, Вальтер. «О понятии истории», в: Вальтер Беньямин. Учение о подобии. Медиаэстетические произведения . Москва: РГГУ, 2012, с. 245.

Цит. по: Haynes, Mike and Jim Wolfrays (eds). History and Revolution: Refuting Revisionism. London: Verso, 2007, p. 13.

Есть немало достоверных свидетельств того, что революции скорее замедляли, чем ускоряли, экономическое развитие, что им не удалось существенно воздействовать (особенно – в долговременной перспективе) на показатели социально-экономического неравенства, что самые угнетенные и маргинализированные слои населения в наименьшей мере выигрывали от них, что властные структуры, создаваемые революциями, нередко оказывались не менее, а то и более «деспотическими», чем те, которым они приходили на смену, что в качестве средств общественных преобразований революции есть исключения, а не правило и что многие страны, действительно, обошлись без них на их путях к «современному обществу». См., к примеру: Kelley, Jonathan and Herbert S. Klein. «Revolution and the Rebirth of Inequality: A T h eory of Stratification in Post-Revolutionary Society», American Journal of Sociology , 1977, Vol. 83, No. 1, p. 78–99; Weede, Erich and Edward N. Muller. «Consequences of Revolutions», Rationality and Society , 1997, Vol. 9, No. 3, p. 327–350; Zimmermann, Ekkart. «On the Outcomes of Revolutions: Some Preliminary Considerations», Sociological Theory , 1990, Vol. 8, No. 1, p. 33–47; McPhee, Peter. Living the French Revolution, 1789–1799 . New York: Palgrave Macmillan, 2006, p. 202–227; Runciman, W. G. «Unnecessary Revolution: T h e Case of France», European Journal of Sociology , 1983, Vol. 24, No. 2, p. 291–318; Мур, Баррингтон. Социальные истоки диктатуры и демократии . Москва: Издательский дом Высшей школы экономики, 2016, с. 392.

Это признавал и сам Фюре. Уже в посмертно опубликованной книге он допускает, что «Октябрь и Ленин вернутся снова» и что только Сталин будет ликвидирован и оставлен в прошлом. См. Furet, François. Lies, Passions, and Illusions . Chicago: University of Chicago Press, 2014, p. 33.

11. Žižek, Slavoj. «T h e Cunning of Reason: Lacan as a Reader of Hegel», Harvard Review of Philosophy , 2009, Vol. 16, No. 1, p. 107.

См.: Хабермас, Юрген. Философский дискурс о модерне . Москва: Весь Мир, 2008, с. 12; Koselleck, Reinhart. The Practice of Conceptual History . Stanford, CA: Stanford University Press, 2002, р. 120, 165.

В современной литературе тема «закрытия будущего» (в контексте новейшего капитализма и его глобальных эффектов) представлена очень широко. В рамках настоящей книги я не могу позволить себе даже беглый обзор ее, и мне приходится ограничиться ссылкой на концепцию «презентизма» Франсуа Артога. «Презентизм» – это формирующийся на наших глазах «режим историчности». Он идет на смену «футуризму» как «классическому» для Современности «режиму историчности», и его суть состоит в том, что мы «заключены только в настоящем и ограничены тем, как настоящее видит самое себя» (Hartog, François. Regimes of Temporality: Presentism and Experiences of Time . New York: Columbia University Press, 2017, р. 197). В свете этого встает огромный вопрос о том, чтó именно происходит с Современностью, чей режим темпоральности меняется столь радикально. Не архаизируется ли она в модальности фатума со всеми его атрибутами неизбежности и предопределенности? До последнего времени довольно-таки стандартным ходом теорий Современности (и характерного для нее мировоззрения) было ее противопоставление фатуму и фатальности (см., например: Giddens, Anthony. Modernity and Self-Identity: Self and Society in the Late Modern Age . Stanford, CA: Stanford University Press, 1991, р. 28). Ныне же фатум и фатальность стали входить уже и в «строго научные» социологические описания механизмов и тенденций современного общества, вследствие чего сам термин «современное общество» стал признаваться «нелегитимным эвфемизмом» (см.: Ofef, Claus. «T h e Utopia of the Zero Option: Modernity and Modernization as Normative Political Criteria», in Claus Ofef. Modernity and the State: East, West . Cambridge, MA: T h e MIT Press, 1996, р. 16).