Мартин Ли - Фашизм - реинкарнация. От генералов Гитлера до современных неонацистов и правых экстремистов

Последнее замечание было ударом по Ле Пену, превратившемуся в восторженного сторонника идей «свободного рынка». Он пытался стать Рейганом для Франции 1980‑х [827]. В годы противостояния Востока и Запада «Национальный фронт» придерживался пронатовских позиций и призывал к укреплению Атлантического союза. Однако после краха СССР и объединения Германии антикоммунизм утратил смысл своего существования, а партия Ле Пена соответствующим образом пересмотрела свою политику. Как и в США, так и в Западной Европе конец «холодной войны» послужил катализатором возрождения и перестройки ультраправых сил.

С исчезновением СССР все большее место у правых радикалов стал занимать антиамериканизм. Атлантически ориентированные экстремисты, такие как Ле Пен, сблизились с теми, кто ранее высказывал панъевропейские взгляды, придерживался «третьей позиции» [828]. В то же самое время Ле Пен начал дистанцироваться от Вашингтона. Это стало очевидным, когда руководитель «Национального фронта» назвал Саддама Хусейна «великим арабским патриотом», осудив возглавленную США войну с Ираком [829].

Ещё одним важным изменением, последовавшим вслед за окончанием «холодной войны», стал отход «Национального фронта» от позиций фундаменталистов свободного рынка. Их сменил национально–популистский подход, призывавший к большему вмешательству со стороны государства, в частности к введению протекционистских мер, предназначенных для защиты Франции от превратностей глобальной экономики. Основная борьба, по словам Ле Пена, теперь разворачивалась не между капиталистами и коммунистами, а между экономическими националистами и интернационалистами. С тех же самых позиций выступал и противник войны в Персидском заливе Патрик Бьюкенен, сменивший свой мотив свободного рынка после окончания работы в администрации Рейгана. «Я прочёл программу Патрика Бьюкенена, и она практически полностью совпадает с нашей», — заметил один из ответственных деятелей «Национального фронта» [830].

Такие же изменения в экономической стратегии — замену банального невмешательства в экономические дела национально–популистской программой — провела в начале 1990‑х годов и австрийская Партия свободы. Опиравшийся на ксенофобские высказывания и собственную телегенич- ность глава партии Йорг Хайдер стал наиболее успешным ультраправым политиком Западной Европы. В октябре 1996 года его партия завоевала 27,6% голосов избирателей на выборах в Европарламент, буквально чуть- чуть отстав от двух правящих партий. Они попытались сократить поддержку Хайдера, приняв расистские законы об иммиграции. Однако вместо ожидаемого результата легитимность Партии свободы повысилась. Как и Ле Пену, Хайдеру удалось переформатировать политические дебаты в своей стране, перетянув центристские партии направо. Сочетая свои антииммигрантские высказывания с резкой критикой Маастрихтского договора 1991 года — гаранта экономического и политического единства Европы, Партия свободы завоевала больше мест в национальном парламенте, чем какая–либо другая правоэкстремистская партия континента.

Хайдер — популист, ездивший на «Порше», — воздерживался от открытого антисемитизма, но выражал своё восхищение ветеранами Waffen SS. Он также восхищался политикой Гитлера в области трудоустройства, не упоминая рабского труда узников концлагерей. Он лишь называл их «лагерями для наказания», как будто бы их заключённые заслуживали того, чтобы там находиться. Когда Италия выпустила на свободу австрийского военного преступника Вальтера Редера, осуждённого на пожизненное заключение за участие в убийстве в 1944 году 1800 итальянцев, являвшихся гражданскими лицами, Хайдер заметил, что тот был «просто солдатом, исполнившим свой долг» [831].

Попытки Хайдера преуменьшить преступления нацистов являлись продолжением традиции, заложенной ещё при создании партии в середине 1950‑х годов. Тогда она стала прибежищем бывших членов SS и других нацистов, многие из которых предпочли бы видеть Австрию не независимым государством, а одной из германских провинций. Подавляющее большинство населения в 1938 году приветствовало аншлюс (присоединение) к гитлеровской Германии, а непропорционально большое число граждан вступило в ряды SS и руководило этой машиной уничтожения. Как и в Германии, послевоенная денацификация была проведена во многом поверхностно. В результате многие бывшие гитлеровцы заняли ключевые места в австрийском обществе. Союзники лишь содействовали нежеланию Австрии признавать свою неприглядную роль в годы войны, назвав её первой жертвой Гитлера, а не его первой союзницей. Высокий уровень послевоенного антисемитизма вкупе с умолчаниями в школьных учебниках истории создал в стране ложное представление о Второй мировой войне, что было напрямую связано с возрождением ультраправых после «холодной войны». «Возрождение неонацизма является симптомом, демонстрирующим, что мы не пришли к согласию о нашем прошлом, — заявил Вилли Ласек из венского «Центра современной истории». — Существуют, конечно, и другие факторы, такие как безработица… но прошлое нельзя отделить от этого» [832].