Владимир Павленко - Мифы «устойчивого развития». «Глобальное потепление» или «ползучий» глобальный переворот?

Это только один из аспектов деятельности «двадцатки», точнее публичной легализации ее деятельности, начало которой было положено мировым финансовым кризисом 2008–2009 годов. Имеется и другой, не менее важный аспект. Следует учитывать, что первый вариант реализации «глобального плана», связанный с СЭБ, предполагал, по крайней мере до определенного момента, приоритет экономического глобального управления перед политическим. В соответствии с этим планом Совет Безопасности превращался в орган, предназначенный для оперативного решения сугубо повседневных, текущих задач, в то время как СЭБ отводились функции стратегического планирования и разработки «правил игры».

После перехода от первого, централизованного, варианта формирования глобальной власти ко второму, сетевому, разделение глобального экономического и глобального политического управления не только сохранилось, но и укоренилось в практике ООН. Однако, с другой стороны, с 2005 года в системе ООН начала функционировать Комиссия по миростроительству. Все установочные документы, предопределившие ее создание — а они нами были перечислены и постоянно упоминаются по ходу изложения материала, — указывают, что главным партнером этой комиссии вне ООН

служат региональные организации. Причем преимущественно не экономические, а политические и военно-политические, например ОБСЕ и НАТО. Именно Североатлантический альянс, а также конкретные его участники, прежде всего США, обладают потенциалом, необходимым для осуществления многочисленных миротворческих операций от Центральной Африки до Афганистана.

Это говорит о том, что официальная постановка экономики впереди политики, скорее всего, является своего рода «фигурой умолчания», симулякром, призванным скрывать подлинные механизмы глобального управления, подобно тому, как экология сыграла роль «троянского коня» в подрыве СССР и мировой социалистической системы Римским клубом в годы холодной войны.

Ниже мы убедимся, что это наше предположение — верное и по мере расширения планов глобального управления провозглашенные экологические и экономические императивы сначала стали переплетаться с политическими и военно-политическими функциями и институтами, а затем вообще уступили им пальму первенства.

Теперь о последовательности и особенностях этого процесса.

В 2000 году были провозглашены восемь «Целей развития тысячелетия». Среди них: «ликвидация крайней нищеты и голода, обеспечение всеобщего начального образования, поощрение равенства мужчин и женщин <...>, сокращение детской смертности, улучшение охраны материнства, борьба с ВИЧ/СПИДом, <...> и другими инфекционными заболеваниями, обеспечение экологической устойчивости и формирование „Глобального партнерства в целях развития"» 520 .

Через четыре года, в докладе «Более безопасный мир...», были названы шесть основных блоков угроз. Видно, что первый из этих блоков — «экономические и социальные угрозы, включая нищету, инфекционные болезни и экологическую деградацию» — соответствует первым семи ЦРТ: от проблем, связанных с голодом и нищетой, до обеспечения экологической устойчивости.

В свою очередь, блоки угроз со второго по шестой уже оперируют не экологической, экономической и социальной, а прежде всего политической проблематикой. Среди них: межгосударственные и внутренние конфликты (включая гражданские войны и геноцид), распространение ядерного и других видов оружия массового уничтожения, терроризм и транснациональная организованная преступность 521 . Алгоритм противодействия этим угрозам заключен в восьмом пункте ЦРТ и предполагает формирование «Глобального партнерства в целях развития». Направления этого партнерства детально прописаны в итоговых документах всемирных саммитов ООН по ЦРТ 2005 и 2010 годов.

Прежде всего из соотношения ЦРТ с блоками глобальных угроз, рассмотренных через призму «Глобального партнерства в целях развития», вытекает упомянутая общая логика реализации «глобального плана»: от экологии к экономике, от нее — к политике и далее — к военно-политической и геостратегической сфере. Кроме того, ряд материалов, появившихся как до, так и после саммита «Группы двадцати» в Сеуле (11–12 ноября 2010 г.), может свидетельствовать о том, что началась работа по новой, «уточняющей» доработке нынешней конфигурации глобальных институтов. Показательны, например, идеи, высказанные таким влиятельным политиком, как бывший Генеральный секретарь НАТО и Верховный комиссар ЕС по внешней политике и безопасности Х. Солана: «Всемирный финансовый кризис послужил быстрым и действенным катализатором для „большой двадцатки". Первые три саммита глав государств в Вашингтоне, Лондоне и Питтсбурге запомнятся продвижением принципа многосторонности и глобальных согласованных действий <...>. Но, как показал <...> саммит в Торонто (конец июня 2010 г. — Авт.), еще многое предстоит сделать.