Герфрид Мюнклер - Империи. Логика господства над миром. От Древнего Рима до США

Можно ли оценить размеры прибылей, получаемых центром от контроля над своим «мировым хозяйством»? Вероятно, при этом более важное значение имеет не доля центра в размерах мировой экономики (те же США в настоящий момент составляют около четверти, однако вследствие роста восточноазиатских экономик в среднесрочной перспективе она сократится еще более)15, а его контроль над потоками капиталов и товаров. В пору расцвета Британской мировой империи фунт стерлингов был ведущей валютой мировой экономики, и решения относительно величины ссудного процента, а также курс акций определялись в лондонском Сити. Британские банки были сердцем мировой экономики, поддерживая движение товаров и капитала и направляя его, — это был прежде всего контроль над финансовой системой, посредничая в которой британцы господствовали в капиталистическом мировом хозяйстве XIX и начала XX столетия16. Пока это оставалось так, имелись прибыли, благодаря которым можно было оправдывать затраты на контроль за торговым пространством, в частности на флот и на военные опорные пункты вдоль морского пути в Индию. Когда же Великобритания утратила свою доминирующую позицию в рамках международной финансовой системы, стоимость господства над имперским пространством существенно возросла, так как на периферии стало драматически нарастать сопротивление населения имперскому владычеству и Великобритания вступила в две крупные войны с гегемонистскими конкурентами (Германией и, в конце концов, Японией), что было равносильно концу империи.

По аналогии с Британской империей следует оценивать и имперскую позицию США, чей экономический потенциал, однако, значительно больше того, который когда бы то ни был у британцев, а их военная мощь так же очевидно превосходит британскую. Однако решающими в вопросе стабильности и долговременности американской империи будет не производительность американской экономики, не глобальная система военных опорных пунктов американцев, которые во многих отношениях напоминают модель военного обеспечения торговых пространств британцами, а лишь способность США направлять потоки капиталов в мировой экономике, регулировать ценность прочих валют по отношению к доллару и готовность определять ритмы мирового хозяйства за счет все новых инноваций. Инструментами здесь являются контроль над мировыми банками и всемирными валютными фондами, а также привлекательность американских исследовательских институтов и технологических центров, обеспечивающая постоянный «приток мозгов» в США. Все это дает уверенность в том, что периферия платит, а США получают прибыль. Стоимость военного аппарата при этом лишь снижает объемы возможной выгоды.

Принципиальной альтернативой коммерческому методу изъятия прибавочного продукта является военный, нашедший свое наиболее резкое отражение в том, что вооруженные силы империи могут быть профинансированы только за счет регулярных походов за добычей и данью в окраинные регионы имперского пространства. Тем самым военный аппарат поначалу финансирует сам себя, однако параллельно еще и предпринимаемые в метрополии масштабные проекты, свидетельствующие о блеске империи и ее властителя и порой приводящие и к тому, что военная власть дополняется культурной, а то и идеологической, снимающей с первой часть бремени. Такая манера строительства может приводить к трансформации «жесткой» силы в «мягкую», и в этом отношении постройка Акрополя в Афинах во времена Перикла или же архитектурное обновление Рима под эгидой Августа представляют собой проекты по превращению военной в культурную или же идеологическую мощи. Фукидид был, безусловно, убежден в том, что мощь Афин после постройки величественного Акрополя стала считаться вдвое большей, нежели она была в действительности17. Финансируемое за счет ограбления периферии развитие имперских центров, таким образом, в среднесрочной перспективе может привести к снижению стоимости владычества и тем самым к укреплению имперского господства.

В чистом виде военный путь изъятия прибавочного продукта в этом окультуривании власти играет весьма второстепенную роль или же вообще не играет никакой роли. Примером чистой формы военного изъятия является Ассирийская империя. Опираясь на свои передовые военные технологии, прежде всего применяя боевые и серпоносные колесницы, она добилась господствующего положения на пространстве Месопотамии18. Однако средства, которые были в распоряжении ассирийских властителей, оказались недостаточны для того, чтобы постоянно финансировать дорогостоящий военный аппарат. Одновременно ассирийцы были не в состоянии перманентно контролировать периферию своей империи и там сравнительно регулярно взимать подати. Обложенные данью властители пытались избежать своих обязательств по выплатам, как только могли. Таким образом, на долю ассирийской армии выпадала задача в ходе ежегодных военных походов добывать себе необходимые ресурсы. Какому-либо городу или правителю при этом оставалось лишь две возможности: или при приближении ассирийских вооруженных сил они платили требуемый размер дани, снабжая и кормя войска из своих запасов, заверяя в своей преданности Ашшуру, или же дань, которую отказывались платить, бралась насильно в форме трофеев. Чтобы гарантировать то, что регулярная выплата дани казалась бы подчиненным куда выгоднее, нежели война, ассирийцы практиковали политику систематического опустошения, за которую и пользовались дурной славой у последующих поколений. Их чрезмерная жестокость, конечно же, не являлась самоцелью; она представляла собой специфическую форму поддержания империи — должна была повысить для правителей окраинных округов империи степень риска, связанного с попыткой отделиться от державы. Формой отпадения являлся отказ в выплате дани, формой наказания было взятие трофеев. Это была дань значительно больших размеров, ведь в пепел обращались целые города, а следствием становилось разорение сельской округи и истребление местного населения. Военный аппарат был и угрозой, и средством проведения такой политики.