Но это не значит, что мы тоже не знали и не понимали общества, не видели, что происходит. И если бы Юрий Владимирович обратился к ученым, ему бы объяснили общество и сказали, что можно и нужно сделать по–марксистски. После его смерти только в Ленинграде десятки ученых–марксистов быстро осознали безнадежность руководства и выступили против курса под названием «перестройка». Однако было уже поздно: разрушение прошло точку невозврата. «Сова Минервы начинает свой полет лишь с наступлением сумерек» — как верно заметил Г. Гегель. [35] Гегель Г. Философия права. М.:»Мысль», 1990. С.56
Но честь марксизма была сохранена целым рядом выдающихся экономистов, политологов, историков и философов, критиковавших курс Горбачева и Ельцина и их приспешников с марксистско–ленинских позиций во время их контрреволюционной деятельности. Как показала практика — эти ученые были правы.А курс Горбачева—Ельцина — антимарксистский и поэтому разрушительный для партии, для государства, для страны, для трудового народа и, в конце концов, губительный для самих предателей коммунистической партии, марксизма и коммунизма.
Так обстоят дела потому, что учение марксизма — это не придумка, не изобретение, не субъективная фантазия, а научная теория и методология, базирующаяся на развитии науки и снимающая в себе высшие научные и философские достижения человечества. Она отражает не только бытие, сущее, но и сущность общественных процессов, устойчивое в них. Поэтому знает, кроме «времени» и «временного», также вековое и вечное. Г. Гегель, как сказано ранее, говорил о философии как выраженном в мыслях времени. И это верно. Но верно и то, что «философия как занимающаяся истинным имеет дело с тем, что вечно наличествует». [36] Гегель Г. Философия истории. СПб.: «Наука», 2000. С.125
А можно соединить эти мысли вместе так: философия изучает вечное и вневременное во временном, всеобщее в единичном. Прошла эпоха империализма? — Нет. Прошла эпоха капитализма? — Нет, поскольку империализм — это высшая фаза капитализма. Поэтому, то содержание, которое открыл марксизм для эпохи капитализма, в главном верно и для эпохи империализма, с тем, однако, дополнением, которое привнесено современным видоизменением капитализма, превратившим его в империализм. Впрочем «наше время» показывает и еще одно видоизменение капитализма=империализма: он стал субординированным империализмом, т. е. регулируемым из одного центра с постепенной утратой суверенитета бывших европейских империй. Но таким образом возникает одна сверхимперия, противостоящая всему миру как угроза самостоятельности всех государств, как бревно на пути общественного прогресса. Она сознает это свое положение единственной империи, признает «создание однополярного мира — мира одной сверхдержавы». [37] Збигнев Бжезинский, Брент Скоукрофт. Америка и мир: беседы о будущем американской внешней политики». М.: «АСТ», 2013. С.24, 26. Противореча себе, З. Бжезинский говорит также об этом времени как о «постимперской эпохе». Но это только доказывает, что, по их мысли, нет других империй, осталась одна сверхдержава, а у неё есть «имперский статус» (Там же).
И она, с одной стороны, стремится управлять миром, с другой стороны — не может этого осуществлять присущими ей в прошлом и декларируемыми ныне принципами: демократическими. Новое положение государства вынуждает его изменять своей природе и возвращаться к рабовладельческой природе империй с их принципом: divide et impera, к политике террора. Вот в чем многолетний источник международных конфликтов и гражданских войн, сотрясающих мир в последние десятилетия. Один из идеологов единственной сверхдержавы, понимая проблему, предупреждает своих правителей: «Основная дилемма Америки в век глобализации состоит в том, чтобы определить верный баланс между суверенной гегемонией и нарождающимся мировым сообществом (зависимых от неё стран — А. К.) и найти пути разрешения опасного противоречия между демократическими ценностями и обязанностями глобальной державы». [38] Збигнев Бжезинский. Выбор.// Бжезинский З. Великая шахматная доска. М.: АСТ, 2015. С.418
Но человечество имеет опыт того, как решали подобную дилемму старые империи, когда рядом были опасные соперники: они под страхом поражения в войне отбрасывали «демократические ценности» и переходили к открытой террористической диктатуре. А уж в наше время, когда нет устрашающих конкурентов, буржуазные демократические ценности будут отодвинуты в сторону при ближайшей необходимости по мнению «суверенного гегемона». Вот конец истории либерализма.
Читать дальше