— И эта небольшое напутствие помогает?
— Я говорю ученикам: в сутках есть двадцать четыре часа. Никто не добавит вам больше часов в день, и никто не отнимет какие-то часы у вас. Эти двадцать четыре часа принадлежат вам, делайте с ними, что можете. Если вы потратите их на то, чтоб жаловаться, вы за это поплатитесь. Вы можете сделать из себя, что пожелаете, но вы должны делать это.
Я встречаю мальчика, внука одного из белых добровольцев, работающих здесь, и начинаю с ним играть. Мы нравимся друг другу, мы вместе смеёмся, и через какое-то время я задаю ему пару глупых вопросов. Один из них такой.
— Когда ты вырастешь, ты хотел бы жениться на женщине-эфиопке? Я мог бы для тебя подобрать подходящую. Хочешь, чтобы я это сделал?
— Нет.
— Почему нет?
— Нет.
— Почему?
— Потому что.
— Ты думаешь, черные люди хорошие?
— Нет.
— А что в них плохого?
Ребенок ловит взгляд своего старшего брата, который показывает ему жестом заткнуться, и замолкает.
Меня всегда поражает, как это тяжело — одному народу не дискриминировать другой.
* * *
Время двигаться дальше, в Хайфу. Фильм "Садовник", политкорректный до того, до чего только политкорректность может дойти, разрабатывает ту же черно-белую концепцию, с которой я только что столкнулся. Там, в этом в фильме, снятом иранцем любителем Израиля, есть нежная белая женщина и черный грубоватый мужчина. "Садовник" снимался в Бахайском саду в Хайфе, и это моя первая остановка в городе. Сады Бахаи.
Я иду через очаровательный сад, поднимаясь вверх по лестнице, ведущей к усыпальнице. Она в данный момент закрыта, и на ступеньках перед ее воротами сидят четверо молодых людей. Это Мо, Селина, Бирте и Марвин. Двое из них только что закончили среднюю школу, двое других — после окончания колледжа, все они немцы.
Они находятся в двухнедельном путешествии по Израилю, были в Тель-Авиве и Иерусалиме, а теперь приехали в Хайфу. В Иерусалиме, вспоминают они, они видели, как в Старом городе арабы в течение двух часов бросали камни в евреев, а затем появились израильские полицейские "с оружием и на лошадях". Израильтяне ведут себя жестоко, — говорят они, — сначала полиция должна была "поговорить с ними", а не применять силу. Интересно, что они не высказывают ни единого слова критики против камнеметателей.
— Кто-нибудь из вас изменил свое мнение об Израиле теперь, когда вы здесь?
Мо говорит мне, что он увидел "большую агрессивность с еврейской стороны", нежели себе представлял.
— Что вы имеете в виду?
— Еврейские солдаты с оружием в местах моления!
— Но что бы было с евреями, не покажись полиция с пистолетами?
— Не знаю. Независимо от того, что могло бы произойти с евреями, получил бы кто-то травму или был убит, — говорит он, — евреи должны принять эти камни.
По крайней мере, он честен.
Селина раньше думала, что конфликт между арабами и евреями решить легче, для нее это было черно-белым, но, побывав здесь, она поняла, что все не так просто.
Бирте считает, что "вы не можете просто прийти в страну и выбросить отсюда народ", как это сделали евреи, и она почувствовала это, находясь здесь. Я полагаю, она говорит о 1948 г., когда было основано еврейское государство, задолго до ее рождения, и, скорее всего, до рождения ее родителей. Как, интересно, ей удалось "это почувствовать"?
— У меня была хорошая учительница в школе, и она преподавала нам это.
Я пришел посмотреть черно-белую картину — и получил немцев.
* * *
До Хайфского университета можно добраться на такси, и я еду туда. Фаня Оз-Зальцбергер, дочь известного израильского писателя Амоса Оза, — профессор истории на факультете права в этом университете. Фаня — дама с хорошими манерами; она заказывает в столовой университета холодный напиток для гостя, и как только мы зажигаем сигареты и начинаем прогонять дым через легкие, завязывается обсуждение важнейших вопросов, типа: Что такое еврей?
Израильские законодатели десятилетиями пытаются решить этот вопрос, но до сих пор не имеют никакого понятия. Фаня имеет.
— Для нас, имеется в виду, евреев, важна родословная не по крови, а по тексту.
— И это самое главное в определении еврея?
— Да.
— А для палестинцев такое определение подходит?
Я понятия не имею, почему задаю этот вопрос. Слово "палестинцы" было вбито в мой мозг столько раз с тех пор как я приехал сюда, что я должен высвобождаться от него в разговоре. Удивительно, но Фаня отвечает на мой вопрос, как если бы он был наиболее логичным.
Читать дальше