Тувиа Тененбом - Поймать Еврея

— Ах, может быть, он христианин.

Я сажусь, чтобы попробовать Тайбе, и Алон, друг владельца бара и частый здесь завсегдатай, начинает разговор со мной.

— Я не еврей, я иудей, — успевает он сообщить мне, пока трезв.

Он также "…музыкант, и у меня есть группа под названием "моджахеды", что подразумевает людей, начавших Джихад".

— Я пост-сионист. Нет, не так. Я пост-пост-сионист. Я считаю себя иудеем, я люблю Библию. Иудейскую, а не еврейскую. Вы должны понять: иудаизм, как мы знаем его теперь, развился только около четырехсот лет назад, и я против. Есть, может быть, десять человек на земле, которые думают так же, как я, но это не имеет значения. На мой взгляд, сегодняшний иудаизм такой же, как ислам и христианство, ни об одном из них я не забочусь.

Есть народ, который Алон любит особенно, сообщает он. Кого? Немцев. Почему?

— Немцы самый замечательный народ Европы.

Я говорю ему, что я немец из Берлина, и он влюбляется в меня тут же на месте.

Как легко делать людей счастливыми.

Я пью ещё пива. В конце концов, я немец и должен наслаждаться любой ерундой, обнаруженной в этой стране. Со ртом и животом, налитыми пивом, я смотрю на них всех с некоторой отстранённостью: они евреи, а я немец, и, простите за слово, но я лучший из этих двух.

Я встаю, и немец внутри меня с истинно немецкой гордостью решает покорить эту землю. Нет, я не прежний германец, из тех, что завоевывали земли других народов танками, я новый немец, хороший немец, современный немец, который вершит добро. Я завоюю эту землю, наставляя ее обитателей на лучший путь.

Кто знает, может быть, я даже смогу возродить проект Уганды и освободить палестинцев от вечных страданий, объяснив евреям, что в Уганде им будет лучше. Я многому научился из истории, своей собственной истории, и чувство морали, мной приобретённое, введёт новый порядок и в этой части мира. Я буду вестником мира и перемен, мира и любви.

Лишь только я выхожу из Уганды на завоевание, как получаю сообщение из Синематеки: “Не хотели бы Вы посетить Яд ва-Шем завтра?” Это приглашение, посланное и другим гостям фестиваля, поражает мою недавно обретенную немецкую душу глубоко и лично. Яд ва-Шем — Музей Холокоста в Израиле, и не нужно быть гением, чтобы понять, кого я могу там найти: моих бабушек и дедушек. "Старая Германия" — это туманно далеко; бабушка и дедушка — вопрос персональный.

Одно маленькое сообщение из Синематеки рушит моё моральное превосходство, опуская его до самого дна моего существа. Быть немцем совсем не весело, а весьма грустно.

Я отвечаю, что пойду. Мое завоевание земли закончилось.

Вернувшись домой, я обнаруживаю бродячих кошек на заднем дворе, следящих за мной злыми глазами. Они меня не любят. Я не знаю, считают ли они меня немцем, арабом, евреем или кем-то другим. Но в итоге, они меня ненавидят. Я решаю не допустить, чтобы бестолковщина сегодняшнего дня на меня влияла, и иду покупать сладости. В Израиле у них есть рогалики, и я покупаю четыре штуки. Рогалики — это маленькие пирожные, и, когда я их ем, я чувствую, что становлюсь религиозным: приверженцем Рогаликов. Я верю в Рогалики и убью любого, кто не даст мне им поклоняться.

* * *

Яд ва-Шем.

Представитель музея встречает участников фестиваля и представляет нам ряд статистических данных. До Второй мировой войны в мире было 18 миллионов евреев, в настоящее время — 13,5 млн.

Яд ва-Шем построен в форме треугольника, представляющего как бы половину Звезды Давида. Другая, недостающая половина, означает убитых евреев. Их больше нет, нет второго треугольника.

Мы движемся мимо ужасных фотографий мертвых евреев, и все, что я могу подумать, заключено в этом: некоторые из людей здесь были моими родственниками, и вот так они закончили свою жизнь.

Я не хочу это больше видеть. Лучше уж фильмы в Синематеке.

* * *

Через несколько минут я на фестивале в Синематеке. Фильмы, предлагаемые сегодня:

"Безумец Гитлера”, ” Самое длинное путешествие: последние дни евреев Родоса. Бюро 06” (бюро, собиравшее документы по делу Адольфа Эйхмана).

Проклятие, у них нет чего-нибудь другого? Эй, вы там! Война закончилась! Ага, вот один фильм не о Холокосте: "Садовник", действие фильма происходит в Бахайских садах в Хайфе. Я иду его смотреть.

Фильм начинается с того, что молодая, белокожая, красивая женщина исполняет какие-то ритуалы. Она идёт, двигаясь между зелеными деревьями, красными и желтыми цветами по свежей траве, по белым камням и бормочет молитвы любви и мира. Затем, после белой женщины наступает черед черного мужчины, негра-садовника. Он одет не в мягкие, текущие одежды, как белая дама, а в рабочую робу. Он грубоват и грязен, но слова его полны мира, и руки любовно ласкают цветы.