Тувиа Тененбом - Поймать Еврея

Сегодня у нас есть дополнительный офицер. Он является самым высокопоставленным на борту, исполняя резервную службу. Его работа заключается в проверке, хорошо ли работает командир этой пчелы. Его сестра, — рассказывает он мне, одновременно командуя кораблем, эмигрировала из Израиля и живет в Мюнхене. Их семейные корни в Берлине, и она вернулась к своим корням.

Сегодня слишком большое волнение, чтобы осуществлять "мокрую" пробежку, сообщает нам командующий саерет, и мы продолжим "сухую".

После шести часов моего пребывания на пчеле, когда мы приближаемся к берегу, я смотрю на сушу передо мной. Вот Хайфа. Вот Кирьят-Бялик. Вон Акко. А там Ливан.

Несколько месяцев назад я обедал в отеле American Colony в Иерусалиме, и портье сказал мне: "Наша Палестина маленькая. Очень маленькая". Он говорил об "исторической Палестине", от реки (Иордана) до моря (Средиземного). И теперь, стоя на пчеле посреди вод, я гляжу на нее и могу поручиться, что это так. Палестина, вся она целиком, действительно маленькая, очень маленькая.

Евреи — варвары.

Чтобы получить лучшее представление о размерах этой земли, я отправляюсь в Эйлат, самый южный город Израиля.

Добро пожаловать в Le Meridien Eilat, один из принадлежащих сети отелей Дэвида Фатталя. Дэвид Фатталь, начавший карьеру в отельном бизнесе в качестве портье, сегодня имеет тридцать один отель в Израиле, сорок пять в Германии и еще несколько в других местах.

Мне нравится Le Meridien. Это не самый красивый из отелей, в которых я бывал, но в нем есть что-то, заставляющее вас думать, что вы не в отеле, а у друга дома. В моем номере есть большой балкон с видом на Иорданию на другой стороне залива (Акабского/Эйлатского), и это явно добавляет очарование комнате. На иорданской стороне находится бросающийся в глаза объект: гигантский арабский флаг. Интересно, почему иорданцы чувствуют необходимость в таком огромном флаге? Видимо, по той же причине, по которой палестинцы размахивают своим гигантским флагом в Раваби, чтобы вставить евреям. Не знаю.

* * *

Чтобы почувствовать, где я нахожусь, я выхожу из комнаты и спускаюсь в кафе отеля. Я заказываю кофе латте, и официантка, молодая израильтянка, родители которой иммигрировали из России, когда она была еще ребенком, не торопясь, болтает со мной. Ей я кажусь классическим европейцем, и она сообщает, что хотела бы жить там, где я. "Я не сионистка, — гордо объясняет она, — и предпочла бы здесь не жить". Почему она считает нужным мне это рассказать, находится за пределами моего понимания.

Я оглядываю окружающих меня туристов. Помню, когда я был подростком, Эйлат был забит европейскими туристами, говорящими на иностранных языках. Теперь почти все туристы, которых я вижу, израильтяне. Здесь международным языком является иврит.

Я выхожу прогуляться по улицам Эйлата. Как и в отеле, все туристы тоже израильтяне.

Когда я был подростком, европейцы, виденные мной в Израиле, лежали на пляже голыми, всасывая солнце своей бледной кожей. В эти дни европейцы в Израиле, правда, не в Эйлате, полностью одеты и бегают в навязчивых поисках нехороших евреев.

Изменилась Европа? Изменились евреи?

Я встречаю евреев, местных жителей, и они разъясняют мне, что такое Эйлат: город зажатый между Иорданией, с одной стороны, и Египтом — с другой. От каждой из границ всего несколько минут езды, пять минут езды до Египта в этом направлении и пять минут — до Иордании в противоположную сторону. В ясный день, говорят мне, я могу увидеть даже Саудовскую Аравию.

Саудовскую Аравию я не вижу, зато вижу Золтана. Золтан — уличный комедиант, зарабатывающий на жизнь, ставя двадцать шекелей против сотни на то, что вы не сможете проехать на его велосипеде. Золтан катается на велосипеде перед вашим носом и предлагает вам сделать то же самое. Суть сделки в том, что вы даете Золтану двадцать шекелей, он отдает вам велосипед, и вы должны проехать на нем четыре метра так же, как он. Как он едет? Просто: садится, кладет обе руки на руль, а обе ноги на педали. Ясно, как день, не так ли? Ну, если вы сможете сделать это, он даст вам сто шекелей. Если нет, попрощайтесь со своей двадцаткой.

Конечно, есть один маленький трюк: Золтан собрал велосипед с противоположной рулевой тягой. Если вы повернете руль вправо, велосипед пойдет влево, а если вы повернете его влево, велосипед пойдет направо. Прохожие, особенно мачо, гуляющие со своими подружками, уверены, что смогут выиграть у Золтана, быстро сделав пару баксов. Они садятся на велосипед с широкой улыбкой на лице, которая испаряется в тот момент, когда они начинают катиться, мгновенно теряя равновесие. Ни один человек не избегает ошибки повернуть руль в неверном направлении, хотя всем заранее объяснили, как этот велосипед устроен. Этот удивительный эксперимент несомненно доказывает превосходство привычки над логикой. Для меня нужен был Золтан, чтобы понять, почему европейцы больше не приезжают в Израиль ради пляжей. Гораздо интереснее поймать еврея, чем каплю загара. Это называется привычкой. Вы можете придержать свою ненависть временно из-за неудобства освенцимского эпизода, как это делали европейцы несколько десятилетий назад, но полностью стереть привычку ненависти — задача гораздо более сложная. Золтан говорит, что ему потребовались месяцы, чтобы привыкнуть к этому велосипеду, но если он добавляет к своей новой привычке лишь крошечное упражнение, например, держать сигарету в пальцах во время езды, он тут же потеряет контроль над велосипедом. Ого. Я возвращаюсь в отель, сажусь у бассейна, потягиваю кофе и покурю.