Андрей заставил братьев сесть, ловко настрогал мороженную стерлядь, посыпал ее перцем и солью, налил по половине старинных граненых стаканов – «дедовы стаканы́» – и поднес их гостям: «Ну, братья, за встречу, спасибо, что приехали! Берите строганинку, пока не потекла!»
Праздник живота минут пятнадцать проходил в полной тишине, даже вторую чарку выпили почти без слов: «За хозяйку!» – сказал Круглый жующим ртом и тут же опрокинул в себя содержимое. У голодных братьев даже уши ходили ходуном, так усердно они работали челюстями.
Постепенно темп поедания еды снижался, разговор завязывался. Кобылкин, блаженно растекаясь на стуле, сказал:
– Вот вы кулаки, а что же все пишут: безработица, предприятия встали, нищета, бла-бла-бла…
– Так с руками и ногами в такой тайге – грех с голоду пропадать, – медленно ответил Андрей. – Натуральным хозяйством можно хоть десятерых дитев поднять, а у меня всего один пока. Рыба, зверь, орех, ягода, грибы. Но про лесопилки запущенные и безработицу правильно пишут. Эта, как ее – инфраструктура – в упадке, вон пройдись по деревне: везде по улицам тротуары деревянные лучше, чем брусчатка у вас в городе, а еще лет пять – и снова в грязи утонем. Шпала закрыта, лесопилки стоят. Школы-больницы опять же, мы ж тут тоже люди. Сейчас вроде тихонько выправляется, тьфу-тьфу-тьфу…
Все это время наевшийся и разомлевший Круглый с мысленным восторгом вспоминал путешествие во времени, которое, собственно, продолжалось. Он, передохнув и попарившись, уже снова чувствовал себя монархистом, который еще может успеть спасти императора. Нить воспоминаний снова привела его к маленькому Янкелю Юровскому.
– Слушай, – обратился он к Кобылкину, – А почему так много евреев было в революции, и все об этом, главное, как-то подозрительно помалкивают? Или врут в Интернете? Процентов девяносто из этих, из всяких советов народных комиссаров, остальные латыши какие-то там, чехи, венгры, поляки, русских по пальцам… Янкель – еврей, этот Свердлов – еврей, еще там, как его, из цареубийц, Шая Голощекин – еврей. Троцкий, Каменев, да там их куча, я уж не помню всех…
Круглый перехватил взгляд выпученных глаз Кобылкина и легкий кивок головы в сторону хозяина.
– А-а-а, да ты не бойся! Андрюха свой, при нем все можно! Андрюх, мой братан придумал, как во времени путешествовать, мы с ним даже с Царем разговаривали, прикинь, я бы не поверил никогда, если б сам не встрял в это дело по самое не балуй.
– Чего ж не верить-то, летаете – летайте… Нам и тут хорошо, рассказали бы другу, интересно же, – сказал на полном серьезе, привыкший верить своим на слово Андрей, подхватывая вилкой сразу два пельменя.
– Ты не совсем прав, Женька. Ну, что молчат как-то про этот еврейский факт в учебниках – это да, но про евреев вообще – не прав.
– Это почему? – завелся слегка уже захмелевший Женька. – Я, конечно, не историк, но если факты есть факты, то вовсе не гражданская война у нас была, а захват одной национальностью власти над всеми другими национальностями, особенно над русскими! Я еще до полета читал, что во время красного террора иногда даже красноармейцы из русских отказывались участвовать в казнях, их заменяли латышами, китайцами. Вон еврей Ягода, главный в НКВД, до революции у папашки Свердлова в ювелирной мастерской, в Нижнем работал. Да все ЧК из таких было! Ну, может, я чего-то не знаю, так расскажи нам! Только не надо снова про ежедневные газеты и бардак в головах, это тоже часть революционной работы, по разложению мозгов и этому, отрыву от корней… Бьюсь вот об заклад, что многие из хозяев всех этих сотен газет тоже были интересной национальности или – ик! – иностранцы.
Круглый посмотрел на Андрея, как на потенциального союзника в разговоре, но тот сосредоточенно жевал и глядел то него, то на Кобылкина. Кобылкин ответил:
– Нестыковок много, Жень. Ну, вот самые элементарные. Синагоги после революции тоже закрыли, и все еврейские школы, вон в Томске на Розочке, например, помнишь? До сих пор без купола и звезды Давида. Православных, конечно, больше и побили, и храмов разрушили, так их и самих было гораздо больше. В целом евреи жили не хуже русских, а зачастую лучше, по крайней мере люди с профессиями. Вот у нас в Сибири тоже евреев много было, и по уголовной ссылке, и по политической. Но наши сибирские места они сами называли «Край молока и меда». То есть сибирские евреи жили лучше, чем на западе Империи, а общались с соплеменниками гораздо меньше, чем с русскими, из-за огромных расстояний. И потом, подавляющее их большинство – часовщики, торговцы, стекольщики, портные. Ты вообще представляешь их с саблями и винтовками на поле боя? Это первое. Евреи несмотря на всю их монолитность и умение не растворяться в других нациях – весьма не однородное явление, и в материальном плане, и в социальном, и в идейном.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу