Alexandrov_G - Луковица

Прикинем – для того, чтобы проехать за шесть дней 700 км, мужественному зырянину с его оленями следовало преодолевать по 116 км в день. Это по прямой, по линеечке, по той самой, что Троцкий приложил к страничке в атласе, когда писал свой мэмуар. В действительности олени должны были бы бежать, огибая всякие там излучины, овраги и прочие буераки. Но пусть будет 116 км, мне не жалко. Дело в том, что Троцкий, по видимому, не знал, что если оленью упряжку гнать, то олени могут пробежать (не пробегут, а могут пробежать) километров шестьдесят. Это в первый день. Если их гнать изо дня в день, то олени смогут бежать дней пять-шесть, но с каждым последующим днем расстояние, которое они пробегают, будет неуклонно сокращаться. Олень – не лошадь. Когда была нужда перевозить ссыльных по этапу на оленях, то жестокие царские сатрапы старались собрать как можно больше ссыльных вместе, чтобы не возращаться во вторую ходку за остальными, так как вернувшимся оленьим упряжкам требовался трехдневный (как минимум!) отдых, причем до этого оленей по этапу никто не гнал, жалели скотину, даром что "царство холода и дикости".

Мне как-то попадались воспоминания какого-то полярного исследователя, так вот он сокрушался, что они для скорости наняли несколько упряжек "с зырянами", но через несколько дней вынуждены были их бросить и уйти вперед пешком, потому что олени, тащившие нарты, проходили 15-25 км в день.

Ну да ладно. Бог с ними, с оленями. В конце концов, Снежная Королева могла подарить Льву Давидовичу таких же оленей, какие были у Герды, и пока он там словно на крыльях летит через "снежную пустыню", подумаем еще вот о чем. Троцкий любезно сообщает нам, что в путешествие он отправился имея "две шубы, мехом внутрь и мехом наружу, меховые чулки и меховые сапоги". В тундре и лесотундре путешественники наши находились шесть ночей, из которых одну они якобы провели в стойбище (витавший в облаках Троцкий, когда он свой мемуар писал, упустил из виду одну малоаппетитную деталь – в случае ночи, проведенной в чуме, в его шубе, той, что мехом внутрь, должны были кишмя кишеть насекомые). Остаются пять ночей. Под открытым небом. Интеллигент пишет, а другие интеллигенты читают, но, что один, что другие полагают, что для того, чтобы провести ночь в тундре, достаточно "двух шуб". Ну да, а чего тут такого? На одну шубку лег, другой накрылся. Красота! Свежий воздух, даже и форточку открывать не надо. Утром встал, снежком обтерся, олешек поймал и – дальше. "Чу-чу-чу-чу". Да представлял ли себе Троцкий, что это такое – ночь в тундре? В ФЕВРАЛЕ? Это еще не февраль 17-го, конечно, не так плохо, но холодно, черт возьми, ХОЛОДНО!

Вам, наверное, уже ясно, что с товарищем Троцким "усе ясно", но я не могу отказать себе в удовольствии еще немножко покопаться в его мемуаре. Не следует забывать, что, углубляясь в то, что нам "подбрасывает" Лев Давидович, мы углубляемся в мемуары вообще, мы снимаем слой за слоем с того, что так называемыми историками принято называть "документом эпохи". А документам этим несть числа и в "документы" эти, а проще сказать в пошлые россказни люди верят истово, будто в Библию.

Итак, Троцкий убеждает нас, что беглецы на нартах проделывали по 116 км в сутки, следуя от Березова к Уралу в феврале месяце. Все, что он пишет, рассчитано только и только на людей интеллигентных, то-есть на людей, напрочь лишенных того, что называется здравым смыслом, о жизненном опыте я уж и не говорю, интеллигенту здравый смысл не нужен, ему важно лишь одно, чтобы то, что он читает, было написано человеком лично ему, интеллигенту, симпатичным, и вот тут мы подходим к самой сути того, что понимается под "пропагандой" – важно создать образ, который интеллигент поставит в красный угол, а после этого можно писать интеллигентское евангелие, евангелие от Александра Исаевича или евангелие от Андрея Дмитриевича, интеллигент это писание будет слушать с открытым ртом, куда только успевай накладывать. Ложечку за ложечкой. За папу, за маму и за Льва Давидовича. Того самого, что едет где-то там по "снежной пустыне". Я уже упоминал, что у меня с воображением неважно, но у интеллгента с этим делом и вовсе плохо. Интеллигентный человек не в состоянии поставить себя на место не только Троцкого, но он не может даже вообразить себя, родимого, которому кто-то дал "две шубы", выгнал на улицу и предложил переночевать под открытым небом при температуре воздуха в минус, скажем, два градуса по Цельсию. Интеллигент просто не представляет себе, что это такое (замечу, что этого не представлял себе и Троцкий, когда писал свою "Мою жизнь"). А ведь Троцкий ночевал не одну ночь, он ночевал, как он сам пишет черным по белому, НЕДЕЛЮ и ночевал не при минус два, а при минус сколько там бывает в феврале в районе Сыктывкара – минус двадцать два или минус тридцать два? Или минус сорок?