Вводят присяжных заседателей. Прокурор засветил экраны и принялся лихорадочно искать кадры крупных планов рук Карватко. Сторона защиты его дружно подбадривает.
Прокурор растерянно: «Я наугад включил. Здесь ничего не видно. Это, наверное, тень от лампы».
Найденов советует: «Так надо спросить у самого Карватко, что это за следы на руках».
Прокурор в панике: «Не надо!»
Экраны гаснут.
У прокурора в руках протокол допроса Карватко 2 апреля 2005 года, в день его освобождения из СИЗО Твери. При чтении протокола становится ясно, какой трагической ценой свидетель получил свободу. Ни с того ни с сего в памяти Карватко вдруг всплывают новые факты, по мнению обвинения должные изобличить подготовку подсудимых к покушению на Чубайса: остановка Карватко по просьбе Яшина на месте будущего взрыва, поездка в Жаворонки вдоль большого владения за железным забором и большими зелеными воротами, появление «мужчины по имени Иван»… Вот что сказал Карватко, после чего его и выпустили на свободу: «Я стал свидетелем разговора между Квачковым и мужчиной по имени Иван. Из разговора я понял, что Квачков ругает его, что он приехал не на своей машине и что у Ивана сломалась автомашина Хонда».
Прокурор вцепился в таинственного Ивана: «В суде Вы сказали, что не знаете, как появился Иван. А здесь в протоколе написано, что он подъехал на автомашине Хонда?».
Карватко: «Этот протокол писал следователь. Он писал так, как это было нужно ему. Я не видел, как этот человек выходил из машины».
Прокурор снова зачитывает строки протокола.
Карватко: «Кто это писал?! Это я писал?! Следователь это писал, как ему нужно было!»
Судья: «Это не довод».
Карватко приводит свой единственный довод: «Мои показания изменены».
Першин: «Действительно ли Вы были очевидцем того, как Квачков ругается с мужчиной по имени Иван?»
Карватко взмолился: «Я не помню. Я этого мужчину в лицо не видел».
Першин: «Соответствует ли действительности, что Яшин останавливался на шоссе?»
Карватко: «Нет!»
Михалкина: «Поясните, откуда Вам стало известно про автомашину Хонда?».
Карватко: «Про Хонду мне рассказывал господин Корягин. Он сказал, что там было две Хонды. И одна из них уехала в сторону Питера»
Миронов: «Вы упомянули, что Корягин сказал о двух Хондах. Вам известно что-либо о двойнике серебристой Хонды?».
Карватко: «Я помню, что речь шла о двух Хондах, а конкретно не помню».
Миронов печально: «Вам не приходило в голову, что упоминание той или иной машины в показаниях может сломать человеку жизнь?»
Вопрос про жизнь снят, на этот раз - как излишне философский…
…Три документа – от 27, 30 марта, 2 апреля – показывают, как удивительным образом нарастают в показаниях Карватко факты, обличающие «злоумышленников», как от уверенности «не причастны» свидетель дрейфует к предположению о подготовке покушения, а потом и вовсе к твердым «фактам» таковой подготовки. Но уже в показаниях свидетеля Карватко суду, не перед видеокамерой с листочками бумаги на столе и торчащим некто за спиной, а перед судебным многолюдством, обнажил Карватко правду, как шантажом и пытками, страхом за семью добывало следствие нужные показания, как сфальсифицировало их. Но будет ли эта правда принята судом, ведь, как утверждает следователь Ущаповский, в России существует право использования показаний при дальнейшем отказе от этих показаний. И это право, в отличие от наших прав, действует неукоснительно.
Судья намерена зачистить зал от подсудимых
Заседание двадцать четвёртое
Помнится, много сделавший для развития демократии во Франции кардинал Ришелье говаривал своим оппонентам: «Дайте мне две ваших фразы, и я найду повод заточить вас в Бастилию». У нас в России пара фраз как повод для расправы – сущее излишество, демократия шагает столь широко, что порой достаточно слова, или интонации, или неправильно заданного вопроса, чтобы наша русская Бастилия в виде Лефортово или Матросской тишины стала строчкой в биографии, случается даже и последней строчкой.
Очередное заседание по делу о покушении на Чубайса началось со ставших уже ритуальными ходатайств адвокатов Квачкова и Яшина вернуть в зал суда своих подопечных. Судья, прежде чем отказать, строго соблюдая процессуальный церемониал, поставила ходатайства на обсуждение сторон. Выслушав со скукой обычные - «поддерживаю» от защиты и «возражаю» от обвинения, - она была приятно удивлена ловкостью чубайсовского адвоката Сысоева, который выдвинул новые, яркие идеи, обосновывающие практику заочного осуждения подсудимых при наличии подсудимых, - до таких идей не додумались ещё даже самые либеральные умы нашей бесконечно реформируемой судебной системы. Адвокат Сысоев торжественно зачитал список всех прегрешений Квачкова, взятые им на карандаш, из-за которых, по его убеждению, подсудимый должен быть надолго, если не навсегда, изолирован от общества судьи, прокурора, адвокатов и, разумеется, присяжных заседателей.
Читать дальше
