Сергей Кургинян - Исав и Иаков - Судьба развития в России и мире. Том 1

Друзья, рекомендовавшие журналисту написать статью о моем коллективе, пришли в ужас. Являясь по совместительству его начальниками, они упрашивали его не печатать статью, а он орал, что он ее напечатает, дабы раздавить гниду, которая осмелилась не вполне комплиментарно комментировать Солженицына. Тогда мне впервые пришло в голову, что разговор о социальном безумстве (социопаранойе, социомании) не вполне спекулятивен. Впоследствии я изучил эту тему.

Человек может быть вполне нормален как личность и абсолютно безумен как представитель какой-то коллективной сущности, с которой он себя идентифицирует и которая является отчасти реальной (очень плотная референтная группа, так сказать), а отчасти виртуальной (выдумывают же себе одинокие дети виртуальных друзей, а шизофреники — двойников).

Выдуманное приобретает силу реальности, то есть становится сущностью (кто-то скажет — идентификационной субстанцией). Когда ты задеваешь что-то, связанное с этой сущностью, то ее представитель, доходящий в своей ярости до безумия и сохраняющий при этом в своем поведении определенную рациональность, как бы не равен самому себе.

И ты ощущаешь, что с тобой на контакт выходит эта сущность напрямую. Как ощущаешь? Разъясняя своим соратникам основу логоаналитического метода, да и любой аналитики бытия, я настойчиво подчеркиваю, что осваивающий подобный метод профессионал должен не только уметь увидеть и услышать исследуемое («и виждь и внемли», сказал пушкинскому пророку серафим), но и… улавливать особые запахи.

Никоим образом не хочу воспевать средневековых инквизиторов. Но ведь далеко не все они были тупыми психами (хотя и тупых психов было предостаточно). Так что же подразумевали под запахом скверны те, кто не был ни дураком, ни психом (а такие были)? Я не хочу сказать, что они подразумевали что-то научное и заслуживающее буквального воспроизводства при осуществлении аналитического исследования в XXI столетии. Но ведь что-то они подразумевали?

Проще всего адресовать к Юнгу и его коллективному бессознательному. Нам с практической точки зрения и этой адресации достаточно. Человек очень прочно соединяется с архетипическим. Архетипическое поглощает его. Возникают особые суггестивные возможности (какой ученый сейчас будет опровергать наличие суггестии?). Эти суггестивные возможности воздействуют на сенсоры акцептора подобного превращения. Акцептор ощущает запахи. У него могут возникнуть и другие неслучайные визуализации (сгущение воздуха, о котором очень часто говорится при описании подобных феноменов).

Я-то думаю, что реальность не укладывается в схематизацию Юнга. Что она еще намного сложнее. Но начни я сейчас развернуто излагать свои соображения — мы потеряем нить. Могу дополнительно сослаться на опыт разного рода экстремальных состояний, в которых высокопрофессиональные спецназовцы улавливают, например, запах опасности… Ну, и хватит. Юнга никто не опроверг в полной мере, он ученый с мировым именем… Ему можно говорить о диалогах с сущностями (анимой и так далее)… А мне нет?

Увы, подробнее распространяться по этому поводу — значит подменить предмет исследования. А обсуждая вкратце данный тип отношений высказывающегося и сущности, которую задели эти высказывания, можно констатировать лишь то, что я констатирую.

Позже я попытаюсь добавить нечто к сказанному сейчас. Но мне представляется, что сказанного достаточно для того, чтобы оправдать введение в мой анализ всего того, что я называю «откликами» некоей «сущности» на мои высказывания, достраивающие исследуемый мною Текст.

Иногда за подобной адресацией лежит нежелание указывать на конкретные лица и понимание того, что лица откликались не на мое аналитическое творчество, а на недопустимость никаких и именно никаких шагов в плане преодоления бессубъектности России.

Иногда за подобной адресацией лежит понимание того, что откликались — в виде интриг, например, — не конкретные люди, а социальные сущности, имеющие свои представления о том, как именно надо откликаться в подобных случаях.

А иногда речь идет о чем-то сродни социальной медиумности, когда откликается не личность, а медиум. И отклик этот репрезентирует почти буквально стоящую за этим медиумом сущность.

Но за всеми этими «иногда» всегда стоит Ее Величество Элитная Пустота, выявленная мною в предыдущей части работы. Я почти физически ощущаю, как откликается именно она. И кем бы я был, если бы не воспользовался возможностью исследовать эти отклики, то есть поговорить с нею по душам? Я был бы кем угодно, но не исследователем! И уж тем более не исследователем судьбы развития… Ведь исследование судьбы — это всегда в чем-то и в какой-то степени разговор не с людьми, а с сущностями.