Повторяю — я не знаю, в какие глубины уходит идея покоя, сколько там, на глубине, у этой идеи ипостасей и модусов. Какие из этих модусов и ипостасей адресуют к жизни и Бытию, а какие — к антагонистическому началу.
Я верю, что Пушкин и Тютчев, да и многие другие, имели метафизическую связь с теми модусами и ипостасями идеи покоя, которые к гностицизму никак не сводятся.
Что касается Булгакова, то и он сам, и его последователи никогда не отрицали своей сопричастности гностической традиции.
Может быть, не имея каких-то сдерживающих центров, питающих мир правильной, негностической энергией покоя, блоковский «вечный бой» превратится в безумие, в самоистребление ошалевших метафизических берсеркеров. Но на сегодня не это маячит на горизонте. А полное отсутствие всего, что адресует к вечному бою, к движению, развитию, творчеству.
А без движения, то есть без развития, все рухнет в бездну. И там будет поглощено тем, что над нею, — Великой Тьмой.
Я знаю, как и кто рвется к такому исходу. И я знаю, что допустить его нельзя.
Я знаю, что не допустить такого исхода можно только противопоставив Постмодерну Сверхмодерн. И что-либо это сделает Россия, либо никто. Я знаю, что у России всегда было мало шансов осуществить нечто подобное полноценно. И что сейчас этих шансов меньше, чем когда-либо. Но я знаю также, что ничего другого в качестве шанса на историческое спасение не существует. И что этот шанс необходимо использовать, даже если он до смешного мал. И, наконец, я знаю, чем Сверхмодерн отличается от Постмодерна. И что в этом смысле позволяет наполнить реальным содержанием этот ничтожный, но драгоценный шанс на всемирно-историческое спасение.
Вот все, что я знаю пока. И если мне удалось в своем исследовании передать вам такое знание, я выполнил свою задачу. Если же нет, то мое оправдание в том, что я хотя бы хотел этого, в отличие от многих.
Тот самый требовательный читатель, которого я избрал себе в оппоненты и с которым до сих пор не могу расстаться, скажет, что мегапроекты, подобные предлагаемому мною Сверхмодерну, не могут делаться на пустом месте. Что здесь, в нашей реальной жизни, должно находиться нечто, имеющее к будущему Сверхмодерну хотя бы косвенное отношение.
«Покажите нам то, что уже есть», — скажет требовательный читатель. И будет абсолютно прав. Не показать нельзя. А начнешь показывать… Тот же требовательный читатель воскликнет: «О, как же все это банально и скучно!».
Одна из невероятно сложных задач, которую человечество должно реализовать для того, чтобы перейти в Сверхмодерн, это превращение науки в культурообразующую силу. До сих пор культурообразующими становились те или иные культы. Лингвистическая близость слова «культ» и слова «культура» неслучайна. Мы не зря говорим о христианской культуре. И вполне можем, обсуждая культуры Востока, говорить и об исламской культуре, и о культуре буддистской, индуистской etc.
Религия удовлетворяет фундаментальную человеческую потребность в утешении. Культ дает утешение, вокруг него формируется смысловое поле. Это смысловое поле обрастает совокупностью артефактов, которая и является культурой. Есть культура — есть жизнь.
Что произошло с проектом «Модерн»? Была сделана очень убедительная поначалу заявка на светскую культуру, культуру без культа. А если еще точнее, то на замену в культе Бога — человеком. Это-то и называется — классический гуманизм. Тот самый гуманизм, который на наших глазах капитулирует перед тотальной дегуманизацией мира, превращаясь в умильно-беспомощное ретро.
Но это он сейчас капитулирует. А два-три столетия назад? Мощные всходы светской культуры, опирающейся на классический гуманизм, поражали и восхищали современников, которым казалось, что гуманизм — это навсегда. Ослабление культуры — это очень тонкий процесс. Человечество не сразу улавливает культурные неполадки. Ну, декаданс, и что? Очередной стиль в искусстве. Очередной феномен, доказывающий неисчерпаемость культурных возможностей, опирающихся на этот самый классический гуманизм.
Но вскоре стало совсем уж очевидно, что это не так. Что светская культура, являющаяся основой проекта «Модерн», надорвалась. В общем-то, стало ясно и то, почему она надорвалась. Заменить Бога человеком можно лишь в той мере, в какой слово «человек» можно написать с большой буквы. Бога можно заменить Человеком. Заменить Бога человеком — нельзя. Гуманисты, ошеломленные триумфом откровенно антигуманистического фашизма, пытались осмыслить, что произошло. И натыкались сходу именно на это очевидное обстоятельство.
Читать дальше