Джозеф Стиглиц - Ревущие девяностые. Семена развала

* * *

Взаимопроникновение государственной и частной сфер, доведенное до такого совершенства корпорацией Энрон, может рассматриваться с двух разных точек зрения: Энрон состояла на службе у правительства, помогая ему разобраться в хитросплетениях рыночной экономики, или же Энрон была воплощением корпоративной алчности и пыталась любыми способами использовать правительство для своего обогащения. В первом предположении была маленькая крупица истины — ровно настолько, насколько государственные должностные лица, пробивавшие проекты Энрон, могли успокоить свою совесть, считая, что их работа на благо корпорации является работой на благо своей страны.

Тот же самый аргумент — общественная польза — использовался в попытках помочь Энрон, когда возникла угроза ее банкротства. Бывший министр финансов Роберт Рубин — теперь уже член высшего менеджмента Ситигрупп — обратился к заместителю министра финансов Питеру Фишеру (Peter Fisher) по поводу угрозы снижения кредитного рейтинга Энрон. При этом он, по-видимому, полагал, что помогает не только выпутаться Энрон, ведь кто знает, какие последствия могут наступить для всей американской экономики, если Энрон рухнет? (В то время большинство американцев еще не подозревали, до какой степени уязвимой является сама Ситигрупп, как сильно она способствовала развитию сомнительных методов корпорацией Энрон и как много кредитов этот банк предоставил корпорации, которые, по всей вероятности, не были бы полностью возвращены в случае банкротства Энрон). На самом деле это было такое же самооправдание, какое ранее использовалось при организации выкупа крупнейшего хеджевого фонда Лонгтерм кэпитал менеджмент (Long Term Capital Management). Это была логика, многократно сопровождавшая выкупы, организуемые МВФ: если кредиты западных банков и вложения западных инвесторов не будут выкуплены, кто знает, какие последствия могут быть? И это была та же самая аргументация, которая использовалась для удушения публичных дебатов по кредитно-денежной политике: такие споры могут привести в смятение рынок.

Именно защитники свободного рынка проявляли большую готовность пользоваться государственной помощью и субсидиями, показывая своим утверждениями, что рынок так легко привести в смятение, насколько мало они ему доверяют.

Крах Энрон был на то время величайшим из банкротств. Одно это представляло собой существенный интерес. Двойные стандарты, применение которых в Энрон вскоре обнаружилось (высший менеджмент побуждал рядовых работников покупать акции корпорации даже тогда, когда сам их продавал); тяготы, обрушившиеся на рядовых работников, потерявших свои рабочие места и пенсионные накопления, и разительный контраст с той крепкой защитой своих интересов, которую обеспечил себе менеджмент, тесная связь между высшим менеджментом Энрон и администрацией Буша — все это создало обстановку сенсации в средствах массовой информации. Но только постепенно, на протяжении многих месяцев выяснялись масштабы катастрофы Энрон и то, насколько она была характерна для девяностых годов — избыточное дерегулирование, махинации с бухгалтерским учетом, корпоративная алчность, пособничество банков. И таким же образом, как мир охватывала глобализация, Энрон оседлала глобализацию, впитав при этом ее наиболее темные стороны. Крах корпорации и выплывшие при этом на свет проблемы, усилили критическое отношение к глобализации. Дальнейшие события показали, что проблемы, связанные с Энрон, были крайне серьезными, что они не были исключением и, на самом деле, пронизывали всю экономику.

Некоторые из инвестиций периода девяностых были необходимы для возникновения Новой экономики. Но гонка за первенством на вход в новую рыночную нишу, атмосфера иллюзорного ощущения богатства, возникшая вокруг Новой экономики, привела к ненужным инвестициям. Ресурсы расточались в огромных количествах. Теперь это уже очевидно.

Наше благосостояние все еще настолько велико, что мы, может быть, пока не испытываем тягот от сокращения нашего национального богатства, но некоторые последствия уже выявились: потеря доверия не только к рыночному механизму и, в особенности, к фондовому рынку, но и к государству. Если мы не будем учиться на ошибках, за которые несут ответственность как частный сектор, так и государство, в следующий раз удача от нас отвернется.

Объясняя причины нашего успеха в девяностые годы самим себе и всему миру, мы в основном опирались на определенный набор мифов, развенчивание которых является самой насущной необходимостью, в том числе: что сокращение бюджетного дефицита как таковое привело к экономическому подъему этого десятилетия; что блистательные способности наших лидеров создали процветание нашей страны, покоящееся на новой основе; что дерегулирование и саморегулирование рынков являются ключевыми элементами устойчивости этого процветания и поэтому должны быть распространены на весь мир; что основой успеха является подчинение дисциплине финансовых рынков и, наконец, что глобализация по американскому образцу неизбежно приведет к глобальному процветанию одновременно финансовых рынков Америки и бедноты развивающегося мира.