Валерий Орлов-Корф - Кровавые девяностые

Большой старый дом – «колодец» в центре Петербурга, засыпал всегда одинаково. Сначала гасли окна в первых этажах, а немного позже, очередь доходила и до верхних. Если внизу властвовала темнота, то сверху недремлющее северное небо еще посылало серые отблески ночных видений.

Жители этого дома – «колодца» привыкли выключать свет к двенадцати часам ночи, их настораживал и пугал фейерверк света в противоположных окнах. Поэтому, хочешь ты спать или нет, а «будь добр…» не выделяйся световым эффектом. Только две лампы освещали центр детской площадки, да четыре слабых отблеска у подъездов. Если третий и четвертый этажи находились в постоянной полутьме, то в окна первого-второго этажей заглядывали лучи света от фар въезжающих машин. Пятый и шестой этажи зависели от желания небес, открыть или закрыть тучами ночной источник освещения – луну.

Наш герой жил на втором этаже и привык ровно в одиннадцать тридцать гасить свою красивую люстру и отправляться на ночной отдых. Ему надо было рано вставать; предприятие, где он работал, находилось далеко от дома, а добираться было довольно сложно. Как человек очень аккуратный и чистоплотный, он ложился в постель с накрахмаленными до хруста белоснежными простынями. Сам процесс отхода ко сну имел свои ритуальные правила: надо было тихо, без единого звука, поставить под кровать ночной горшок; вытащить из шкафа коврик и поместить его на полу ровно по центру кровати; наручные часы повесить на стене рядом с подушкой, около которой, надо положить маленький блестящий фонарик; поставить стулья в комнате так, чтобы легко можно было передвигаться в темноте.

Жил он в небольшой комнате, в коммунальной квартире, где проживали еще две пожилых женщины. Они спать ложились раньше него и в десять вечера квартира замирала. Последнее, что делал наш герой – это подходил к двери и несколько минут стоял и слушал уснувшую тишину; если вдруг раздастся скрип старого паркета, то он долго размышлял, кто произвел этот звук.

Наконец, приходил долгожданный момент – он ложился в холодную, «девственную» постель в надежде окунуться в ночной бескрайний сон. Иногда это желание сбывалось, и он сразу уплывал в ночные видения, но чаще, приходилось долго крутиться в постели: открывать и закрывать глаза, пересчитывать то верблюдов, то овец проходящих перед его мысленным взором. Когда их число переходило разумные пределы, он начинал выискивать среди них пастуха или пастушку. Но начинал всегда так: «Шел один верблюд, шел второй верблюд и так далее…» Если сон не обволакивал его воспаленный мозг, то пробовал мысленно говорить: «Верблюд один шел, верблюд второй шел…» Бывает и срабатывает такая считалка, и он оказывался в сладких объятиях сна. Правда, чаще промучившись, час или два, он открывал глаза и, уставившись в невидимую темноту, начинал мечтать или вспоминать свою жизнь. Мечты долго не задерживались в его голове; они как приходили, так сразу и исчезали за тем неясным порогом, откуда могли появиться. Зато воспоминания долго будоражили его сознание, оставляя красочные картины, где он видел себя и своих родных.

Начинались они с детства в далеком южном Душанбе. Вот он лежит в большом тазу, наполненном теплой водой, мать, смеясь, ласковыми руками гладит его шелковистую кожу и говорит тихим голосом что-то приятное. Ему очень хорошо, большое, яркое солнце не жжет, а ласкает маленькое тельце, игрушки плавают вокруг, и он пытается собрать их вместе, но они разбегаются в разные стороны, а он весело смеется.

Как он попал в далекий Душанбе?! На это есть ответ. В пятидесятых годах его родители по комсомольским путевкам были направлены в этот южный город, для строительства комбината по переработке хлопка. Раньше они жили в Воронеже, где отец работал шофером на каком-то предприятии, мать там же на ремонтных работах. Как позже она рассказывала, познакомились на танцах в городском саду, через месяц сыграли свадьбу… (если так ее можно назвать). В комнате общежития собралось человек шесть друзей, выпили немного вина, закусили винегретом и закончили праздник чаем с дешевыми конфетами и печеньем. Время было тяжелое, послевоенное, кругом разруха и нищета, место в общежитии и то можно было получить с трудом, а тут случайно прочитали объявление о приглашении на строительство комбината, где молодым специалистам обещали жилье и немалые деньги, и много-много всяких южных фруктов. Конечно, они поехали. Их не обманули – фруктов было много, жаркое солнце сначала радовало, а потом от него приходилось прятаться. Первые три года жили в домах барачного типа, где была своя небольшая комната. Позже, обещали предоставить современную квартиру в новом доме и… сдержали свое слово. Заработки тоже вполне устраивали.