Юрий Помпеев - Кровавый омут Карабаха

Время подступало другое, время не академиков, а заурядных филологов из комитета «Карабах», которые прямо-таки вцепились в «возбуждающую тему».

Не отставала от интеллектуалов и армянская церковь. Эчмиадзин, как можно судить даже поверхностному наблюдателю, степенно, без лишних эмоций, но постоянно держал наготове антиазербайджанские настроения. Назову лишь два свежих к тому времени руководства: «Противники армянского народа до революции и после революции» (1978 год) и «Девять вопросов в решении судьбы Армении» (1983 год). Карабах в решении судьбы Армении, естественно, превалировал над другими восемью вопросами.

И хотя из событий 1987 года «вокруг Карабаха» мною рассмотрена малая толика, сюжет сей навязанной драмы упорно толкает нас в год 1988-ой, в сам Нагорный Карабах (по азербайджанской транскрипции — Гарабаг) и в столицу этой автономной области — город Степанакерт, когда-то село Ханкенди (Ханское село).

20 февраля 1988 года большинство депутатов областного совета НКАО проголосовало за передачу области из состава Азербайджанской ССР в состав Армянской ССР. Соответствующие обращения направлялись Верховным Советам в Баку, Ереван и в Москву. Еще до получения ответов этих вышестоящих органов менялись стяги на флагштоках и доски на учреждениях, переходивших под юрисдикцию Армянской ССР.

«Правда» ровно через месяц вопрошала по этому «беспрецедентному для нашей страны случаю»:

«Казалось бы, что в этом плохого или страшного? Ведь прошли вроде времена, когда по любому вопросу могло быть только одно мнение. И если появились другие, почему бы их не рассмотреть, проверить в откровенной беседе? Доказательно объяснить людям, что в данном случае у них местнические интересы взяли верх над государственными».

О том, что выход из царства произвола в царство закона, — а мы собрались строить, если помните, правовое государство, — подменяется на глазах изумленных зрителей всей страны другим произволом, националистически воспаленным, и значит, более кровавым, «Правда» сказать не посмела. О других средствах массовой информации, всё еще находившихся под гнетом партийной цензуры, и говорить бессмысленно.

Журналистов предупреждали: нужен взвешенный подход, ситуация сложна, реакция на каждое слово острая; в Москве вырабатывалась «мирная концепция взаимных уступок», будто бы и Азербайджан претендовал на часть территории Армении.

О растерянности пишущих в те первые дни конфликта поведал спецкорр «Известий» А. Казиханов:

«Я рассуждал примерно так. Что в основе событий? Недоразумение. Большое, грандиозное, трагическое, чреватое ужасными последствиями, но — недоразумение. Мне всё время казалось, что его можно как-то уладить, если найдется некто умный, рассудительный, совершенно беспристрастный, в равной степени уважающий и любящий как азербайджанцев, так и армян. И если такой человек (или группа людей) мудро и тонко устранит возникшие претензии, взаимные глухоту и слепоту, то всё станет на свои места».

Казиханова, правда, несколько насторожила обстановка в клубе степанакертской шелковой фабрики, когда там выступал директор Р. Атаян, о чем он и поведал читателям:

«Говорил он, естественно, по-армянски. Я обратился к молодым людям с просьбой перевести речь директора, но наткнулся на резкий отказ. Тогда я попросил стоявшего рядом человека средних лет, судя по всему, рабочего этой фабрики, хоть кратко перевести мне, о чем говорил директор.

— Он рассказывает о нашей истории, — любезно сказал рабочий. — Он говорит, что…

Дальнейшего я не услышал. Моего простодушного переводчика тут же отозвали в сторону. Несколько небритых молодых людей что-то гневно ему сказали. Рабочий смущенно оправдывался».

Непредубежденному человеку было ясно, что добиваться практической самостоятельности в рамках автономии, наполняя ее живым содержанием проявляя гибкую, сильную волю к добру, власти Карабаха не могут и не хотят. Они находились под давлением «небритых молодых ребят». Испугавшийся председатель исполкома Облсовета объявил вечером 20 февраля о потере печати, но, в конце концов, нашел ее, заверил бумаги, сделав вполне законными результаты депутатского голосования.

Журналисты «Известий» и «Правды» пытались узнать у карабахских армян: каковы конкретные плюсы, если НКАО всё же перешла бы к Армении? Кто и как считал их? Забыв про «экономическую целесообразность» Аганбегяна, собеседники отвечали: «как можно сводить всё к каким-то счетам-расчетам, когда речь идет о святом деле?».