Юрий Помпеев - Кровавый омут Карабаха

Помпеев Юрий Александрович.

1938-го года рождения, работает в жанре литературного факта.

Автор более 20 книг.

Его главный интерес — всегда судьба человека в новейшей истории. Основные книги: «Хибинская Спарта» (1971 г.), «По тревоге» (1968 г.), «С такими людьми» (1973 г.), трилогия «Мятежники» (1985–1989) и другие.

Перед Вами, уважаемый читатель, по существу — дневниковые записи петербургского литератора-документалиста Юрия Александровича Помпеева, которые он вел в начале 1990-х годов. Они воплощены им в двух первых частях — книгах «Кровавый омут Карабаха» (1992 год) и «Юдольные дни» (1993 год). В них писатель хроникально прослеживает возникновение и эскалацию войны за Карабах и зловещую роль в этих событиях, унесших тысячи человеческих жизней, творцов идейного национализма. Карабахский сюжет, по мнению автора, явился главным толчком, приведшим к распаду СССР.

Третья часть повествования — «Руины» тоже носит документальнодоказательный характер, здесь описываются события конца 1990-х — начала 2000-х годов в России, Прибалтике и Закавказье. Повествование наполнено глубокой сердечной болью о потерях и последствиях навязанной Азербайджану агрессии. Заканчиваются «Руины» главой «Заноза Карабаха: 15 лет спустя», включившей ответы Ю. А. Помпеева на вопросы посетителей форума www.day.az в Интернете в 2007 году.

В итоге «Вершители судеб наших» представляют сегодня уникальную энциклопедию о поведении множества лиц, посетивших наш мир в его минуты роковые, запечатленные полемическим пером нашего современника.

До чего ж терпелива и снослива душа русского литератора! Ему плюй в глаза — скажет, божья роса. Так и я четыре с лишним года почти с олимпийским спокойствием, прерываемом иногда то всхлипом, то проклятием, взирал на черную тучу, распластавшуюся над карабахским нагорьем. Как она то завертью крутилась, то спускалась вероломной воронкой, вздымая и захватывая виром не только пыль, песок и камень, но и человеческие жизни без разбору, будто колосья с вороха. Как клочья этой смерчевой тучи, начиненные чумным ядом пещерного национализма, мечутся над суверенными землями и нейтральными водами.

И как Александр Исаевич Солженицын в сентябре 1990 года, обустраивая Россию, посильно, в скобках, мимоходом сообразил: Карабах, мол, в свое время отрезали Азербайджану, какая разница — куда, лишь бы угодить в тот момент сердечному другу Советов — Турции. И будто плетюхнул с казацкой удалью писатель-христианин по глазам целого народа, исконно удобрявшего и столетьями вспахивавшего эти нагорья, задолго до мира в Гюлистане и Туркменчае. И содрогнулся от боли в своем шушинском мавзолее поэт Молла Панах Вагиф, карабахский визирь, сторонник союза с Россией еще в конце XVIII века. И ведь внес это скобковое замечание Александр Исаевич по генной коньковой ориентации на армян имперских сил России, видевших в них свою главную опору на Кавказе. А то, что эта опора, кровью зацементированная, шатка и коварна, вермонтскому затворнику неужели неведомо? Ведомо, — но как не высказаться за христианский форпост России, кроме кровавых распрей, ничем в истории не отмеченный. Ради того, чтобы лишний раз уколоть Ильича — первого, который, к слову сказать, держиморд российских всегда осаживал — и в Закавказье, и в Украине.

Что уж говорить о бывших смиренниках, российских интеллигентах, которые уже не позаглазью, а прилюдно оборачивались соавторами и режиссерами успешного разгрома, переворота и страшного беспорядка в доме, называвшемся недавно одной шестой.

Я терпел упреки собственной совести за молчание, когда невинная кровь детей, стариков и женщин уже не просто становилась бедой и уликой, снилась по ночам, но и кровью смывалась, а ложь оборачивалась красной речью и заполоняла словоблудием высокие трибуны и эфир. Эта болезнь, кстати, больно заразная: разолгавшихся не уймешь. И какая сила примера: власти лгут, а нам не велят?! Ну уж!..

Что придавало силы в позорном тумане долготерпения? Русская надеюшка на то, что ложь доведет до правды, до истины той неведомой силы, что толкает преступника в овраг — взглянуть на безвинную жертву, брошенную им когда-то в валежнике. Правильно говорят: не будь лжи, не стало бы и правды. Ведь и ложечка для раздачи святого причастия в старину именовалась лжицей.