Сергей Кургинян - Седьмой сценарий. Часть 3. Перед выбором

То, что мы наблюдаем сегодня, и в самом деле есть регрессия — возврат людей к более примитивным формам поведения, к примитивнейшим фазам влечения к самосохранению. Это подстегивается омерзительной идеей «выживания», хотя слишком хорошо известно из опыта человечества, что «выживающий» — гибнет, а остается уцелевшим лишь тот, кто «живет». И мы знаем, что в ситуации крайней мобилизации возможна альтернатива: либо личность регрессирует, либо, напротив, она испытывает прогрессию, претерпевает, по сути, эволюционный прорыв в моральном и религиозном отношении.

Сохраняя человечность и силу духа, такая личность способна оказать влияние на очень и очень многих.

Сфера духовной практики не только сопротивляется любого рода «оптимизациям», более того, рациональное моделирование в этой сфере — почти аморально. И тем не менее остается возможность, исследуя сферу духовного опыта, существующего реально в истории человечества, выделить теологию борьбы, как особую разновидность духовной практики. Эта теология борьбы претерпевала сложную эволюцию на протяжении веков. Но мы не исключаем, что она сыграет решающую роль в судьбе XXI века, и нам представляется, что ее особое рассмотрение имеет важное значение, коль скоро мы говорим о судьбе гуманизма в XXI столетии, судьбе, которая в очередной раз во многом зависит от того, что произойдет в России на рубеже двух тысячелетий.

Вначале попытаемся навести порядок в хаосе слов, лишенных определенности знаков, которые клубятся сегодня в нашей культурной и политической жизни. К числу этих знаков относятся: во-первых, коммунизм, во-вторых, фашизм, в-третьих, социализм… ну и, наконец, в-четвертых, тот самый гуманизм, который стал темой нашего доклада. Итак.

Первое. Социализм — это разновидность профанного гуманизма, стремящегося обеспечить комфорт теми же методами, что и просветительство, но по-другому распределяющий комфорт между членами общества.

Второе. Марксизм — это разложение профанного гуманизма, это его жесточайшая критика с позиций гуманистической алхимии.

Третье. Фашизм — в завершенном виде это бестиализм. Фашизм — лишь внешняя оболочка. Бестиализм — это суть.

Четвертое. Коммунизм — это тип общественного развития, почему-то ассоциирующийся и с марксизмом, и с социализмом, и с фашизмом. За счет этого возникает невероятная путаница как на уровне массового сознания, так, к сожалению, и на элитарном уровне. А если учесть, что коммунистами раньше именовала себя советская псевдоэлита, а теперь именуют себя марксисты, социалисты, если учесть, далее, что во все это втянут еще и некий, вообще никакого отношения к коммунизму не имеющий, ленинизм, то что остается? Казалось бы, ничего. Но если что-то и есть в сухом остатке, то лучше было бы отказаться от этого слова. Тем более что на повестке дня еще и пятая компонента.

Пятое. Это высший гедонисцизм, то есть тип общества, основанный на идее высшего комфорта, согласно которой смысл человеческой жизни — это космическая игра, свободная от необходимости, это наслаждение, разумеется не на уровне советского потребителя, а на уровне одного из жителей античного Олимпа. Тут и наслаждение искусством, и космические странствия, и чего тут только нет. Поскольку популярный у нас до сих пор Иван Ефремов зачем-то тоже сынтегрирован в коммунистическую обойму — то что же остается от коммунизма? И зачем бороться за это слово? Такой вопрос может возникать у политического прагматика, обеспокоенного успехами на выборах, но он не может возникать у серьезного политика, поскольку тот понимает, что вопрос о власти не может быть разрешен, иначе как путем предъявления своей собственности именно на всю историю, и в особенности на последние ее 70 лет.

Тот, кто от этого открещивается, должен либо взамен предъявить утопию, накаленную добела, либо погибнуть, быть сброшенным после прихода к власти, кануть без следа в историю. Или же оставшись в ней в качестве разрушителя. Таким образом, даже серьезный политик и тот не может обойти проблему коммунизма, а человек, претендующий на фундаментальный гуманизм, говорящий о социокультурном моделировании и при этом отшвыривающий проблему в силу ее непопулярности, был бы просто смешон.

Коммунистический эгрегор, красное поле, коммунистическая эсхатология и коммунистическая мистика в России существовали, существуют и будут существовать, и, скорее всего, эти понятия, освобожденные от неудобного соседства, вызванного низменными причинами, получат свое место на евразийских просторах, слившись с православной, суффийской, буддистской, возможно, и католической мистикой. Поэтому будем внимательны и постараемся отделить зерна от плевел уже сейчас. Итак, дадим вначале отрицательное определение.