Сергей Кургинян - Седьмой сценарий. Часть 3. Перед выбором

Вырождение мещанского гуманизма обусловило гуманитарный ал химизм. Вырождение этого алхимизма обусловило появление бестиализма, кощунственное отвержение всего высшего в человеке, потерю образа и подобия, торжество звериного начала, циничное прославление злого, падение в Бездну.

Нам нетрудно себе представить, что именно нам предстоит в очередной раз воспротивиться этому злу, абсолютному, беспросветному злу, которое не способны стерпеть ни разум, ни сердце.

В самом деле, вдумаемся еще и еще раз. Вначале — вера в коммунизм, как в гарантированный результат своего исторического деяния («нынешнее поколение людей будет жить при коммунизме»). При этом коммунизм понимается как комфорт для всех, в лучшем случае комфорт духовный (Ефремов и другие коммунистические футурологи), в худшем — элементарный плебейский комфорт самого мещанского типа (что непрерывно просвечивало и в словах, и в облике Никиты Хрущева).

Затем — резкий поворот на 180 градусов, отрицание коммунизма, яростный антикоммунизм. Но вера в «исторический идеал» сохраняется. Этот идеал теперь — «вхождение в мировую цивилизацию». Срок «вхождения» опять же невелик, да и усилия особые не нужны. «Нынешнее поколение верит, что оно войдет в лоно и заживет, как в раю, через…» Это зависит от наглости очередного «реформатора». Обществу же — чем скорее, тем лучше, и оно верит, что вот-вот наступит «светлое будущее».

Светлое это будущее, отметим, в очередной раз связано с КОМФОРТОМ, с ним и только с ним. Весь тип мысли и действия — сохраняется. Меняется только лишь телесная оболочка. Почему сохраняется? Да потому что в основе всего — идея комфорта, в том числе и психологического. Она — «альфа и омега» того преступного типа сознания, который выражает себя формулой «Свету ли провалиться или мне чаю не пить? Так я скажу, чтобы свету провалиться, а чтобы мне чай всегда пить».

И нельзя сегодня включить телевизор, нельзя открыть газету, нельзя прислушаться к словам очередного самовлюбленного краснобая без того, чтобы не оказаться замаранным в эту гнусную, смердящую, «подпольную» гниль, в это тление и смрад.

Но и это еще не все. Через какое-то время оказывается, что «рынок», «демократия», «гласность», все атрибуты «вхождения в мировую цивилизацию» — тоже ложь. Этого кумира растопчут у нас на глазах очень скоро, со сладострастием, еще большим, нежели то, с каким топтали красное знамя и имена вчерашних вождей. Что тогда? Новый идеал и новая наивная вера в его скорое осуществление? Это мерзко, но это не есть худшее.

Худшее — это отказ от идеала вообще и сознательное сладострастное валяние в грязи. Формула его будет такова: «Нам говорили, что Ленин — это хорошо, а оказалось, что это плохо. Нам говорили, что капиталист — это плохо, а оказалось, что хорошо. Нам говорили, что демократия — это хорошо, а оказалось…» И так до бесконечности, пока совсем, как говорится, «шарики за ролики не зайдут». А после этого:

«НАМ ГОВОРИЛИ, ЧТО ТЬМА — ЭТО ПЛОХО, А ОКАЗАЛОСЬ, ЧТО ЭТО ОЧЕНЬ ДАЖЕ ХОРОШО! НАМ ГОВОРИЛИ, ЧТО СВЕТ — ЭТО ХОРОШО, А ТЕПЕРЬ МЫ ПОНИМАЕМ, ЧТО ЭТО ОТВРАТИТЕЛЬНО, И ДА ЗДРАВСТВУЕТ ТЬМА!»

Пир во время чумы? Нет, нечто даже более страшное. От теизма к критике бога-начальника и антропизму, а от антропизма через критику прав личности и ее суверенитета — к сатанизму, поклонению Князю мира сего. Вот траектория ценностного соскальзывания, как самого страшного, что может нас ожидать, как бедствия, неизмеримо большего, нежели экономическая катастрофа.

Пока не поздно, нужно искать средство против такого хода нашей истории. Вот почему, кстати, сознавая всю ущербность идеи суверенитета личности, мы никогда не будем подвергать ее критике иначе, чем с позиций высшего суверенитета все той же личности, ее и ничего другого, кроме нее. Мы сознаем, что критика антрополатрия, не подкрепленная ничем более высоким, но стоящим в том же ряду, неизбежно обернется сатанолатрией, идолопоклонством перед сатаной. И мы знаем, как строить в личностном проекте его недостающее высшее измерение. И строить это высшее измерение мы будем не как «хрустальный дворец», а как «крепость», способную выдержать и изнурительную осаду, и яростный штурм неприятеля.

Размягчающему гуманизму нет места в той реальности, которая стремительно надвигается. Мобилизационный проект в высшем духовном понимании того, что знаменует собой мобилизацию духа, становится на повестку дня. Время комфорта безвозвратно ушло в прошлое. Помашем ему рукой и приготовимся к тому, что предстоит нам всем в самом ближайшем будущем.