Инна Соболева - Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года

Он, конечно же, был человек. От других отличался одним: человек он был гениальный. И дерзость всегда была одной из черт его гениальности. Но в России он начал понемногу эту победительную дерзость (а значит, и гениальность?) терять. Всегда скорый на решения, теперь он никак не мог отдать приказ как можно скорее, не дожидаясь сильных морозов, уйти из Москвы (хотя понимал, что этого не избежать) и занять ту линию, на которой раньше хотел остановиться. Понимал, но всё откладывал и откладывал. Или вдруг предлагал идти на Петербург, что в это время года было совершенно невозможно. Это он тоже понимал…

К началу октября «он пребывал в состоянии гнетущего спокойствия измученного заботами человека, который не может представить себе, каким образом пойдут его дела» – вспоминал наблюдавший его каждый день Констан Вери. И добавлял: «Император постоянно держал на своём столе книгу Вольтера “История Карла XII”».

Что чувствовал он, когда читал безжалостные слова фернейского мудреца: «Его твёрдость, превратившаяся в упрямство, была причиною его несчастий в последние годы…его авторитет граничил с тиранией… Его высокие качества, из которых каждое в отдельности могло бы обессмертить любого государя, были причиной несчастия его государства. Его жизнь должна служить поучением государям, насколько мирное правление счастливее и превыше подобной славы»? И ещё: «он завоевывал царства, чтобы их раздавать», «страсть к славе, к войне и к мести врагам мешала ему быть хорошим политиком – качество, без которого не было ещё завоевателей»? Узнавал ли себя в самоуверенном и несчастном короле Карле? Конечно, Александр – не Пётр Великий. Но Россия-то осталась Россией…

Понимал ли Наполеон, что эта война, по существу никому не нужная, погубит его империю? Стоит проиграть, и восстанут порабощённые германские народы, и короли, которых он не только побеждал, но и унижал, постараются сбросить ненавистное ярмо. Да, да, ненавистное. Это он вынужден был признать: «Австрийцы и пруссаки – враги, находящиеся у нас в тылу».

Больше всего его беспокоил даже не противник, а моральное состояние собственной армии. Он не раз повторял: «Моя армия составлена так, что одно движение поддерживает её.

Во главе её можно идти вперед, но не останавливаться и не отступать; это армия нападения, а не защиты». Он был абсолютно прав. И, несмотря на это, остановил своё войско, измученное долгим, кровопролитным походом через всю Европу и половину европейской России, в огромном брошенном городе. Как тут солдатам, да и офицерам не поддаться искушению – удержаться от грабежей… Именно в этом полном соблазнов городе и проявились скрытые пороки Великой армии.

Разумеется, можно со слезой описать всё, что претерпели оставшиеся в городе москвичи, как жадны, да к тому же и жестоки были захватчики. Но мне кажется, куда убедительнее – процитировать «показания свидетелей», как русских, так и французов.

Коренной московский житель, коллежский асессор Андрей Афанасьевич Карфачевский, писал: «Во всё же сие время продолжался грабёж: французы входили в домы и производили большие неистовства, брали у хозяев не только деньги, золото и серебро, но даже сапоги, бельё и, смешнее всего, женские шубы и салопы, в коих стояли на часах и ездили верхом… Если же находили сопротивление, то с остервенением того били и часто до смерти, а особливо многие священники здешних церквей потерпели большие мучения, будучи ими пытаемы, куда их церковное сокровище скрыто…»

Другой москвич, переживший нашествие, писал о мародёрах: «Нельзя себе объяснить жадности этих негодяев иначе, как зная их собственное бедственное положение. Без панталон, без башмаков, в лохмотьях – вот каковы были солдаты непобедимой армии великого Наполеона».

В воспоминаниях графа Сегюра ситуация выглядит несколько иначе: «Всюду солдаты сидели на тюках различных товаров, среди груд сахара и кофе и самых изысканных вин и ликеров, которые они желали бы променять на кусок хлеба». В общем, армия ходила в шелках и парче, но с пустыми желудками.

«Армия страшно радовалась награбленным вещам, – свидетельствовал Эжен Лабом, – …лагерь совершенно не походил на армию, а скорее имел вид громадной ярмарки, где военные, преобразившись в купцов, продавали за бесценок драгоценные вещи».

Поразительно, но точно так же, почти дословно описывают свидетели поведение наших соотечественников в Тарутинском лагере. Читать об этом горько: русские солдаты были накормлены и одеты по погоде…